– Мы могли бы оставить с ними кого-нибудь! – попытался спорить Антон.
– Уж не тебя ли? – генеральская рука потянулась к кобуре, он вытащил пистолет и направил его Овечкину в голову. – В этой тёплой палаточке? А мы все пойдем подыхать ради твоей семьи, так?
– Я не имел в виду себя! – Антона охватил страх. – Я пойду вместе с вами…
– И вместе с нами подохнешь, – оборвал его генерал. – Потому что без палатки мы умрём на марше. Пройти почти семьдесят километров за семь с половиной часов невозможно. Ты забыл, как мы ползли сюда по этой свалке обломков? За три часа мы прошли тринадцать километров и чуть не выплюнули внутренности! С тех пор за бортом стало ещё холоднее, ещё темнее, а вместе со снегом выпало ещё больше радиоактивного дерьма! Вскоре смертельный фон будет везде, даже в Африке, по которой не стреляли. Так что у предлагаемого тобой суицида только один финал: мы пройдем километров тридцать-сорок, после чего у нас начнётся интоксикация, и нас убьёт радиация. Поэтому слушай внимательно, инженер! Что там тебе сказал капитан? Ему плевать на твою семью? Так вот, он наверняка соврал, потому что вытаскивал вас из города и тратил на вас драгоценный антирад. А мог бы взять трёх баб помоложе, и был бы прав! Но вот мне действительно плевать на твою семью! Хочешь – идёшь с нами и подчиняешься беспрекословно. И я никогда не слышу от тебя даже писка прежде, чем ты получишь команду разговаривать. Не хочешь – забирай жену с ребёнком и проваливай к чертовой бабушке! А ещё лучше, проваливай вместе с сыном, а жену оставь здесь, вдруг мы доживём до спасения, тогда она кому-нибудь пригодится! Выбирай, или пристрелю на хрен!
Генерал взвёл курок, и Овечкин услышал сухой щелчок постановки оружия на боевой взвод. Он панически закрылся руками и зажмурился, тихо умоляя взбешенного генерала не стрелять.
– Он инженер-механик, – безразличным тоном напомнил Порфирьев, и сжавшийся Антон, открыв наполненные ужасом глаза, заметил, как рука здоровяка словно между делом ложится на пистолет, неизвестно откуда оказавшийся в его распоряжении. – Он ещё понадобится.
– Знаю! – рявкнул генерал, ставя своё оружие на предохранитель. Порфирьевского движения он не заметил, а когда обернулся к капитану, руки того уже лежали на груди. – Поэтому мы его не убьём. Но ты бы знал, как меня достали эти гражданские нытики в мирное время! Жила б страна под ружьём, глядишь, сейчас бы половина выжила! А мы вместо строительства противоядерных убежищ и ракетных шахт под каждым домом, занимались чем? – Он вновь посмотрел на Овечкина: – Сокращали воинскую повинность и ужимали военный бюджет, зато строили вам, сетевым выблюдкам, парки с ажурными тротуарчиками, развязочки для личных машинок, всевозможный шлак для развлечений, и вылизывали задницу вашему долбаному интернету! Лишь бы стадо было довольно и не драпало за рубеж ради хорошей жизни! Выгляни из палатки, инженер! Вот он, результат! У тебя есть тридцать секунд, чтобы сделать выбор! Иначе вместо тебя я пристрелю твоего щенка, и раздражитель исчезнет сам собой! Время пошло!
– Я… – Антон судорожно сглотнул, опуская руки и выпрямляясь.
– Что «ты»?! – зарычал на него генерал, но снова закашлялся и сплюнул кровью.
– Согласен на все ваши условия… – тихо произнёс Овечкин. – Только спасите мою семью…
– Ты что, совсем тупой?! – генерал сверкнул карими глазами, от воспаления кажущимися красными, словно у зомби. – Я какого хрена тут распинаюсь?! Дети, сколько бы их нам ни попалось на пути, обеспечиваются в последнюю очередь, ты понял?! Если мы сумеем выжить и добраться до безопасного места, дети вновь будут иметь максимальный приоритет! Но до тех пор всё будет подчинено выживанию! Вот и все условия! Это ты понял?!
– Да, – поспешно согласился Антон. – Я всё понял и со всем согласен…
– Тогда флягу подобрал и пошёл вон! В свой угол! – генерал убрал пистолет в кобуру и улёгся на лежанку, забывая об Антоне. Проснувшиеся от его криков солдаты проводили Овечкина усталыми взглядами, но никто не демонстрировал злобы или агрессии, ослабевшие люди с безразличием закрывали глаза и вновь погружались в сон. Антон уселся рядом с женой, молча взял её за руку, и его глаза застыли на завернутом в грязный брезент трупе дочурки.
День седьмой
Лежащий рядом человек зашёлся в натужном кашле и нетвердым движением протянул руку:
– Доктор… помогите…
В слабых отсветах догорающего костра его покрытое кровавыми язвами лицо с полопавшимися сосудами глаз выглядело подобно резиновой маске. Хрип умирающего человека вновь сменился режущим кашлем, и рука больного бессильно упала на заляпанный грязью мрамор.
– Сейчас… – фельдшер с трудом поднялся на четвереньки, нащупывая стоящий возле костра пластиковый электрический чайник с вырванной крышкой, использующийся для растопки льда. – Дышите… спокойно… Я сделаю компресс… Вам станет легче…
Фельдшера скрутило рвотными судорогами, но желудок давно был пуст, и несколько секунд он хрипел и кряхтел, исторгая из себя редкие капли кровавой слизи. Наконец, ему удалось отдышаться, и фельдшер нашарил лежащую рядом тряпку. Он смочил тряпку водой из чайника и положил её на лоб умирающему. Это не спасёт больного, и никак не облегчит его страдания, но, может быть, хоть немного успокоит в его последние часы. Фельдшер обвёл мутным взглядом пораженных язвами глаз станцию, но из-за застилающей взор пелены не смог разобрать ничего, кроме неярких пятен догорающих костров. Есть ли возле них кто-то живой, он не понял, и вновь опустился на пол, принимая лежачее положение.
Станция превратилась в кладбище несколько часов назад, но фельдшер искренне жалел, что не ушёл позавчера с Порфирьевым или с командами активистов. Так бы уже умер где-нибудь в развалинах, и ему не пришлось быть свидетелем творившегося здесь жуткого кошмара. Три с лишним тысячи человек умирали медленно и мучительно. Сначала из-за обилия разожженных костров станцию очень быстро затянуло угарным дымом, который не успевал выходить через распахнутые гермоворота. Дети и родители, обитавшие в вагонах, получили отравление первыми. Многие взрослые, пытаясь выбраться, теряли сознание прямо на ходу, роняя детей и падая. Кто-то запоздало пытался тушить костры, кто-то пытался выбегать на эскалатор в надежде найти глоток воздуха, но там дыма было ещё больше, и люди умирали, корчась на резиновых ступенях. Какая-то часть обитателей спрыгнула с платформы на залитые льдом пути, оказываясь ниже уровня задымления. Там ещё было, чем дышать, и это спасло какую-то часть несчастных, в том числе фельдшера.