Анализ причин оттока русских с Северного Кавказа: описание проблемы

Переходя к анализу причин описанной ситуации, можно выделить несколько факторов, прямо или косвенно влияющих на отток русского населения с Северного Кавказа. Если в случае вооружённых этнотерриториальных конфликтов мы можем с уверенностью говорить о вынужденном характере перемещения местных жителей, то, рассматривая фазу «тления» или относительного мира, говорить о естественной миграции в большинстве случаев всё же не приходится. Ввиду разбираемых ниже обстоятельств, вполне можно говорить о стрессовом, или добровольно-принудительном характере миграции. В числе причин она объединяет в себе целый их спектр — от экономических до политических — явным образом связанных с наличием признаков зачастую сознательного формирования условий неблагополучия для проживания конкретных групп населения. В нашем случае речь идёт о так называемых «не титульных» народах внутри национальных республик Северного Кавказа, в первую очередь русских.

Геноцид русского населения. Итак, рассмотрим интересующие нас причины по порядку. Первая из них связана с этно-территориальными конфликтами на Северном Кавказе. Естественно, что данный фактор является определяющим при анализе ситуации не только в самих «горячих точках», но и на прилегающих к ним территориях. К тому же часто такие конфликты имеют «тлеющий» характер, а их жертвами продолжают оставаться представители мирного населения. Важно отметить также, что наиболее интенсивное сокращение русских в Чечено-Ингушетии приходится не на период военной кампании 1995–1996 годов, а как раз на период так называемого «хасавьюртовского мира». Так, бывший мэр города Коврова Владимирской области Ирина Владимировна Табацкова, часто бывающая в Чечне у родственников, рассказывает о смерти своей родной тёти, проживавшей в тот период в Грозном: «Мою тетю убили в собственной квартире в 1996 году в Грозном после того, как генерал Лебедь подписал так называемый “хасавьюртовский мир”. Вот именно в тот момент к ней в квартиру пришли люди. Она жила на улице Розы Люксембург, дом 2, квартира 26. Дом моей тёти Нади находился в престижном районе, в нём все квартиры были разрушены, но несколько квартир остались невредимыми, в том числе та, в которой жила моя тётя. К ней в квартиру зашли вооружённые люди и расстреляли в неё два автоматных рожка. Потом завернули тело в ковёр и выкинули со второго этажа на улицу»[71].

Данный период характеризуется парадоксальной ситуацией, при которой легально принадлежность Чечни к России была закреплена, но при этом, по сути, была легитимизирована внеправовая политика этнодоминации чеченцев на территории республики. В течение этого периода тысячи русских были не только насильственно изгнаны с мест своего проживания, но и лишены собственности или просто убиты.

Применение термина геноцид в отношении ситуации с русским населением, сложившейся в Чеченской, и отчасти Ингушской республиках в период с 1991 по 1999 годы, обосновано тем, что убийства русских в означенный период на данных территориях фактически стали факторами статистической убыли русского населения. И это наряду с миграционным оттоком и отрицательным естественным приростом. Напомним, что согласно конвенции ООН «О предупреждении преступления геноцида и наказании за него» от 1948 года геноцидом являются «действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую»[72]. Причём к разряду таких действий относятся не только непосредственно убийства, но и причинение тяжких телесных повреждений или умышленное создание невыносимых жизненных условий лицам по указанным групповым признакам. Сложность состоит в том, что факты геноцида на протяжении означенного периода не только не учитывались статистически, но сознательно замалчивались, в том числе и усилиями федерального центра, не заинтересованного в том, чтобы экстремальная острота этнической напряжённости на российском Кавказе стала фактом общественного сознания. При этом ряд примеров в их сопоставлении с общим контекстом позволяет быть уверенным в том, что политика уничтожения русских имела систематический характер. Вот лишь несколько свидетельств на этот счёт, взятых из открытых источников:

В. Кобзарев, проживал в Грозненской обл.: «7 ноября 1991 года трое чеченцев из автоматов обстреляли мою дачу, я чудом остался жив»[73].

В. Назаренко, проживал в г. Грозном: «В г. Грозном жил до ноября 1992 г. Дудаев потворствовал тому, что против русских открыто стали совершаться преступления, и за это из чеченцев никто не нёс наказания. Неожиданно исчез ректор грозненского университета, а через некоторое время его труп случайно нашли закопанным в лесу. С ним поступили так, потому что он не хотел освобождать занимаемую им должность»[74].

Б. Ефанкин, проживал в г. Грозном: «В мае 1993 года в моём гараже на меня напали вооружённые автоматом и пистолетом двое чеченских парней и пытались завладеть моей машиной, но не смогли, т. к. она находилась в ремонте. Стреляли у меня над головой. Осенью 1993 года группа вооружённых чеченцев зверски убила моего знакомого Болгарского, который отказался добровольно отдать свою автомашину “Волга”. Подобные случаи носили массовый характер. По этой причине я выехал из Грозного».

О. Шепетило, 1961 г.р.: «В г. Грозном проживала до конца апреля 1994 г. Работала в ст. Калиновская Hаурского p-на директором музыкальной школы. В конце 1993 г. я возвращалась с работы из ст. Калиновская в г. Грозный. Автобуса не было, и я пошла в город пешком. Ко мне подъехала машина “Жигули”, из неё вышел чеченец с автоматом Калашникова и, угрожая убийством, запихнул меня в машину, отвёз на поле, там долго издевался надо мной, изнасиловал и избил».

Д. Гакуряну, проживал в г. Грозном: «В ноябре 1994 года соседи-чеченцы угрожали убийством с применением пистолета, а затем выгнали из квартиры и поселились в ней сами».

Маргарита Сергеевна, проживала в Петропавловском районе Грозного: «В 1997-м у мамы сердце не выдержало. К нам соседи всё ходили: “Продайте дом и уезжайте, пока силой не отобрали”. Мама не смогла перенести моральные страдания. Спустя год, в 1998, мужа на улице средь бела дня расстреляли. Хотели отобрать машину, но он стал защищаться. Так его избивали сначала долго, а после расстреляли из пистолета. На глазах у маленького сына…» и т. д.[75]

8 октября 1999 года в станице Мекенская местный житель-чеченец целенаправленно совершил убийство 34 русских жителей станицы, включая женщин, стариков и детей, а также одного турка-месхетинца. Ахмед Ибрагимов таким образом хотел заслужить право находиться в рядах ваххабитов. Как рассказал об этом начальник временного пресс-центра МВД РФ Анатолий Платонов: «Ваххабиты — они стояли здесь лагерем — предложили совершить ему геройский поступок для того, чтобы они могли принять его в ряды боевиков и он мог уйти с ними. Он шёл по улице и убивал всех, кого только видел. Среди убитых были близкие, знакомые, которые нянчили его детей, соседи по его дому». Ещё до прихода федеральных сил местные жители-чеченцы сами расправились с преступником — приковали цепями к решётке и забили ломами. Мулла запретил хоронить его тело на кладбище[76].

Справедливости ради надо сказать, что хотя и в гораздо меньших масштабах, и с гораздо меньшим количеством убийств, но такая тенденция сохранялась и на протяжении 2000-х: «Летом 2006 года от нападений и поджогов пострадало более десяти русских семей на территории Республики Ингушетия, убита заместитель главы администрации Сунженского района Галина Губина, которая занималась реализацией программы возвращения русских в республику. В ночь на 16 июля 2007 года в центре станицы Орджоникидзевская Сунженского района было совершено убийство 55-летней учительницы Людмилы Терёхиной и двух её детей. Во время похорон жертв этого убийства 18 июля 2007 года произошёл взрыв, ранения получили более десяти человек»[77]. Подобных примеров множество, нет смысла их все здесь перечислять, так как значительная их часть зафиксирована в различных открытых источниках, в том числе в докладе «Северный Кавказ: русский фактор»[78].

Политизация этнического самосознания на Северном Кавказе. Следующим фактором, выделяемым в числе основных и имеющим прямое отношение к вытеснению русских представителями титульных этносов северокавказских республик, наиболее активно проявившимся в стрессовой политической ситуации, стало такое масштабное явление, как подъём этнического самосознания. Проявляясь на культурном и информационном уровне, подъём этнизма породил явление, которое доктор социологических наук, профессор Ростовского государственного педагогического университета Галина Сергеевна Денисова в своём выступлении на конференции «Проблемы миграции и опыт их урегулирования в полиэтническом Кавказском регионе» в Ставропольском государственном университете обозначила как «Русский исход в северокавказском дискурсе»[79]. В частности, по утверждению Денисовой: «Знакомство с достаточно обширной региональной публицистической и научно-публицистической литературой позволяет выявить несколько переплетающихся сюжетов дискурса по проблеме исхода русских: 1. рассмотрение имперского прошлого исторического взаимодействия русского народа и кавказских этносов, лейтмотивом которого является идея необходимого материального возмещения со стороны государства утрат, понесённых кавказскими народами. Здесь возникает оппозиция — сильный милитаризированный имперский (советский) центр и гордые, свободные, насильственно подчинённые, но не смирившиеся народы; 2. критическое отношение к советскому опыту строительства экономики в северокавказских республиках; 3. противопоставление повседневной, строго регламентированной культуры быта кавказцев и маргинального в культурном отношении, деградирующего русского населения».

На сегодняшний день данная тема уже стала объектом внимания целого ряда специалистов. Так, кандидат исторических наук Владимир Маирбекович Гатеев также обращает внимание на то, что «усилия различных националистических идеологов отдельных народов Северного Кавказа способствуют искажённому восприятию частью коренного населения России и русских. Националисты, сторонники чеченских сепаратистов и “ура-патриоты” Северного Кавказа, пытаются представить регион не как составную часть Российской Федерации, а как “особую территорию”, где экономические, политические, культурные ценности всей полиэтничной и поликонфессиональной страны противоречат фундаментальным основаниям культур северокавказских народов»[80].

Уже упоминавшийся здесь бывший мэр города Коврова Ирина Табацкова также свидетельствует о том, что разделение понятий «Чечня» и «Россия» происходит постоянно и на всех уровнях: «В Червлённой был случай. Мы с мужем решили перекусить. А были в шортах, лето, жарко. Подошёл местный вояка, весь перепоясанный всякими браунингами американского производства, и говорит: “Вы где находитесь?” Мы отвечаем: “В Червлённой”. — “Это вам Чечня, а не Россия”. Я говорю: “Удивительно, а я думала, что Чечня — это и есть Россия”»[81]. Далее Табацкова рассказывает об инциденте со своим сыном: «Они думают, что мама сейчас выложит деньги. Вместо денег я им выложила корочку и сказала, что устрою им международный скандал, если мне сейчас сына не вернут в машину. Они: — Вы нарушаете наши порядки, у нас здесь Чечня, а не Россия. Это у них любимая поговорка». Здесь следует обратить внимание, что речь идёт о событиях 2009 года, и таких примеров множество[82].

Продолжение активной политизации местной «самостийности» новоявленными «почвенниками» способствует, в терминах кандидата исторических наук, доцента Ростовского-на-Дону государственного педагогического института Галины Денисовой, — «расширению межэтнической дистанции», что в пределе приводит к «накоплению потенциала межэтнической напряжённости»[83]. Незамысловатые концепты, производимые такого рода авторами, служат апологией развитию собственной государственности, что на деле способствует лишь регрессии административно-хозяйственных форм, утверждая чуждость советско-модернизационного «тягла» традиционно ориентированному на извлечение естественно-природной ренты хозяйственному менталитету местных кланов: «Тем самым профессиональная деятельность представителей почвеннического направления этнических интеллектуальных кругов направлена на разрушение достигнутых в советский период результатов модернизации кавказских социумов», — пишет Галина Денисова[84]. Однако происходит это не за счёт восстановления традиции, что является элементом гармонизации межэтнических отношений и стабилизации общества в целом, а за счёт накачки политических форм, что всегда приводит к напряжённости и конфликтам. Востребованность такого дискурса автор доклада объясняет потребностью в «компенсаторно-защитной реакции на те проблемы, с которыми столкнулись северокавказские республики в ситуации “шоковой терапии” 1990-х годов». Вывод же темы в сферу политического дискурса служит обоснованием для шантажа федерального центра со стороны местных элит. Для самих же публицистов-«почвенников» его востребованность даёт возможность «утвердить свою значимость в этнической культуре, затушёвывая профессиональную неконкурентоспособность»[85].

Итак, отдельные деятели культуры и массовой информации способствуют формированию негативного отношения к русскому фактору в жизни кавказских этносов, представляют русскую культуру и способы управления, привнесённые русскими, в качестве глубоко чуждых местным культуре, традициям и менталитету. Активно внедряется идея «нашей земли» в противовес идее принадлежности к единой российской государственности. Всё это способствует формированию особого ментального фона, на котором разворачиваются уже гораздо более «осязаемые» моменты означенного «подъёма» этничности и представляющие его наиболее грубые и деструктивные политические формы.

Особую угрозу в этом смысле несёт в себе проект «Великая Черкесия». Уже сейчас многие представители «национального» черкесского движения безо всякого стеснения говорят о том, что политическая автономия — первый шаг к независимости, выходу из состава России и созданию суверенного государства. Разработкой этого проекта занимался целый «Черкесский институт», финансирующийся из-за рубежа. Кроме того, обращает на себя внимание НПО «Всемирное Адыгское Братство» (ВАБ) со штаб-квартирой в Лос-Анджелесе и представительством в Нальчике. Один из черкесских идеологов, Ахмат Исмагьил, являющийся автором выпущенной в 1996 году книги «Кавказская война», прямо заявляет о необходимости «…освободить Кавказ от России»[86].