Источников дохода не было, выступлений в обозримом будущем — тоже. Несколько записей, в которых я участвовал с T–Bones, так и не издали. Я рассчитывал, что с VIPs сложится всё иначе, но лелеял надежду, что T–Bones найдут грамотного менеджера, и все пойдет как нужно.

Тем временем мне надо было как–то зарабатывать деньги. VIPs полным ходом репетировали, готовясь к выступлениям в Париже. Перед моих уходом, я встретился с Ли, находившемуся на мели и без крыши над головой. У меня возникла идея. Я сказал своей домовладелице, что Ли — мой брат, и он присмотрит за комнатой в моё отсутствие.

Отель представлял собой стандартный довоенный пансион — маленькие эмалированные раковины с большими затычками, высокий ореховый гардероб, деревянные полы, узкие кровати с соломенными матрацами, туалет в конце коридора. Я делил номер с Грегом Ридли, басистом VIPs. Так я стал узнавать участников команды. Гитарист, чье имя вылетело из головы, казалось, скрывался от меня за спинами остальных. Как выяснилось позже, у него были большие проблемы. Наркотики раздобыть в Париже оказалось сложно, поэтому он вводил в шприц все, что попадалось под руку.

По возвращении в Лондон мы начали искать ему замену. Им оказался Лютер Гросвенор, молодой энергичный гитарист с обилием идей. Мы снова отправились в путь. На этот раз в Гамбург, погрузившись в фургон Коммер — символ рок–н–ролльной жизни. За рулем сидел роуди, которые не мог даже соединить два провода вместе. Настроение было приподнятым в ожидании увидеть знаменитый бульвар Репербан. Там группа была известно под именем VI Pills. Нам предстояло играть в «Star Club», клубе, страстно мечтавшем попасть в одну лигу с Cavern. Сами The Beatles играли здесь во время первой поездки в Гамбург. По прибытии мы разгрузили оборудование. Нам предстояло играть три сета за вечер, последний в 4 утра. Своих коллег я увидел только на сцене. А где же наш певец Майк Харрисон?

— Погоди, не открывай занавес, наш вокалист ещё не подошёл! — кричал я за кулисы.

— Где он? — спрашивал я Майка Келли.

— Наверно, мастурбирует в уборной. Думает, что это поможет ему расслабиться перед выходом.

Наконец Майк приперся и мы начали со «Stagger Lee», затем немного блюзовой классики, и «Georgia» в самом конце. Поверьте мне, Майку Харрисону не стоило дрочить, чтобы звучать как Рэй Чарльз. В Британии было всего два человека, которые могли петь как черные, и Стиви Уинвуд один из них. Он не онанировал перед выходом на сцену, и возможно, поэтому добился успеха и не испортил зрение.

Кроме меня и Лютера остальные участники коллектива пользовались услугами проституток, которые к тому же ухаживали за ними в быту. Древнейшая профессия заботилась о новейшей, обеспечивая всем необходимым. Битлы не только повлияли на их музыкальные вкусы, но также дали странное представление об английском языке. Мне кажется, что английскому их учили Джон Леннон и Пол Маккартни, разговаривая на необычной смеси ливерпульского диалекта и немецкого. Кровавая Мэри была одной из любимиц VIPs. Она утверждала, что Джон Леннон тоже её любил. Ничего необычного; все девицы уверяли нас, что у них были связи с теми или иными участниками ливерпульских групп. Если не The Beatles, то Gerry and the Pacemakers или в худшем случае, Freddie and the Dreamers. К сожалению, мы находились не на тихоокеанском побережье, но среди огней ночного Гамбурга. Кровавая Мэри была сильно похожа на одну из героинь Роджерса и Хаммерстайна, она могла достать все, что угодно. Остальные девушки уважали её за то, что она всегда их защищала.

Всю неделю я жил на шницелях по–венски или кебабах, запивая яблочным соком, и никогда не видел днем остальных музыкантов. Они появлялись только к началу выступления, облаченные в новые тряпки, купленные для них девушками по вызову. Каким образом были заработаны деньги никого не волновало.

В три часа ночи мы выходили на сцену. Меня удивляло, как остальные легко переносили изматывающие выступления, в то время, как я едва держался на ногах. Дела ухудшились, когда наши техники потеряли мой стульчик, и мне пришлось играть стоя. Играть стоя очень непросто. Джерри Ли Льюис мог, но только не органисты. Мои современники — Брайан Оджер, по моему мнению, лучший британский джазовый органист, а также Джорджи Фейм и Алан Прайс, оба пели сидя за инструментом, и наконец Дон Шинн.

Перед отъездом в Гамбург я заскочил в «Марки» посмотреть на Дона. Народу в клубе было немного, девчонки сидели в первом ряду и хихикали, в то время как Дон наяривал на сцене со своим бэндом. Должен признаться, он был прикольным чуваком — одевался в школьную форму с кепочкой, между отделениями запивал наркоту водкой. Между композициями он наливал виски в чайную ложку и выпивал его. Он был в полной мере эксцентричным типом, но отличным музыкантом. Казалось, он боролся против всех и вся. Я не знал, жалеть его или удивляться его безумству: пока он отважно играл, инструмент разваливался на глазах. Последней отвалилась крышка органа. Аудитория не могла сдержать смех, чего Дон не ожидал никак. Я был потрясен: этот парень был нечто, и я покинул клуб с кучей идей в голове. Тогда я ещё не знал, что одно единственное выступление оказало исключительное впечатление на меня.

Четыре утра, наш последний сет в «Стар–клубе». ВИПы переместились отдохнуть в соседний клуб. Стерео–система играла Penny Lane. Пластинки в основном издавались в моно–формате, потому что стерео было ещё роскошью. Нам предстояло два дня добраться до центра Франции, днем мы должны выезжать. Но парни не беспокоились по поводу расписания. Он гордо заявили, что останутся на денек в Гамбурге и полетят самолётом за счёт поклонниц, облеплявших музыкантов как инородная субстанция прилипает к подошве башмака.

— На, глотни это, — Кровавая Мэри заметила мое подавленное состояние и протянула мне горсть таблеток.

— Что это такое?

— Просто попробуй! — хором заорали остальные музыканты. — Они прикольные.

— А что они делают такого прикольного? — спросил я с подозрением.