— Ты уверена? Помнится, когда я первый раз предложил тебе это, ты сказала, что не горишь желанием спать со мной.
— Помню, но это только потому, что мы с тобой… — Я оборвала себя. Какую чушь я несу! — Мне кажется, вся эта возня вокруг убийцы нас настолько утомила, что о сексе не может быть и речи. Разве я не права?
— Абсолютно, — согласился он, поднялся и осторожно улегся на кровать. На расстоянии дюйма от меня. Мы лежали полностью одетые, но это не помешало мне возжелать его больше, чем когда бы то ни было. Несмотря на только что сказанное.
Я лежала, чувствуя, как стучит сердце, пересохшие губы горели, в паху заболело; все тело, казалось, требовало, чтобы я сказала Симону, что передумала и очень даже не против заняться с ним любовью. В конце концов, никто не знает, что принесет завтрашний день, не так ли? Из живой бывшей жены я, например, могу превратиться в мертвую, и на этом все кончится.
Да, решила я. Мы должны использовать предоставившийся шанс. Это, может быть, последняя возможность телесно познать друг друга.
Не говоря ни слова, даже не глядя в его сторону, я встала, сняла с себя всю одежду, убрала в шкаф (пренебречь этим я просто не могла) и повернулась к нему во всей своей обнаженной страсти.
— Симон! — хрипло прошептала я.
В ответ — ни слова, ни жеста.
— Симон! — повторила я чуть менее хрипло.
Ответа не было.
Я прошла на цыпочках к сумочке, вынула мои бифокальные очки, нацепила на нос и присмотрелась к нему более пристально.
Его глаза были плотно закрыты. Тело расслаблено. Рот приоткрыт, причем челюсть отвисла под странным углом, тоненькая ниточка слюны стекала из угла рта на подушку. Через некоторое время он всхрапнул.
Ах ты мой телохранитель, подумала я и пошла надевать ночную рубашку.
Я выключила телевизор, потушила свет, как можно тише улеглась в постель и осторожно прижалась к нему. Он очнулся всего лишь на какую-то долю мгновения. Но этого хватило, чтобы я прошептала: «Я тебя люблю». И хватило ему пробормотать: «Я тоже тебя люблю».
День седьмой
Суббота, 16 февраля
Симон разбудил нас около семи, когда начал поворачиваться на другой бок и, к своему удивлению, наткнулся на мое тело.
— Ох, прости, пожалуйста! — воскликнул он, подбирая руки и ноги и соображая, что спал в рубашке и брюках. Не могу сказать, что он испытал, поняв, что до сих пор полностью одет, — облегчение или разочарование.
— Простить за что? — полюбопытствовала
— Прости за то, что не сдержал обещания, — пояснил Симон. — Я же собирался не ложиться и сторожить тебя.