Второй пролет заканчивался мощной дверью, и около нее лежали еще двое вояк из Внешних секторов. И тут на стене висели самые обычные ключи, металлические и здоровенные, только кабанов глушить, с причудливыми фигурными бородками.

Дю-Жхе снял их и вставил в скважину.

Раздалось негромкое клацанье, и дверь распахнулась, нашим глазам предстал короткий коридор с дверями по правую и по левую сторону. Одна из них открылась, и в коридор выглянула женщина, которую я видел в тронном зале, когда сам прежний Гегемон повесил на меня медальку.

Светлые волосы, смуглая кожа и алые глаза, даже не наивные, а пустые, равнодушные. Чертами лица очень похожа на Юлю, и теперь я знал почему — у них были общие предки, они приходились друг другу дальними родственницами.

Дочь прежнего хозяина звездной империи.

— Э, ваше высочество, — сказал я, вспомнив, как обращались к Табгуну во время визита его на «Гнев Гегемонии». — Не стоит волноваться… мы не причиним вам вреда, все хорошо. Вернитесь к себе.

Она не закричала, она просто смотрела на нас, удивленно хлопая глазами.

Я оставил пленника бойцам, и сам двинулся дальше, заглядывая в одну дверь за другой. За второй обнаружился крепко спавший на широкой кровати немолодой кайтерит из той же гегемонской семейки; длинным лицом и тяжелым подбородком он сильно напоминал Табгуна.

Вроде бы у последнего имелся старший брат.

А вот в третьей комнате я их нашел.

Тут стояли две кровати, обе для взрослых, окон не было, имелся столик, два стула и шкаф. Но самое главное, что на одной из кроватей преспокойно сопела в две дырочки Сашка, а с другой на меня смотрела Юля, и в глазах ее мешались надежда, удивление и недоверие.

— Нельзя же так… — произнесла она после того, как несколько секунд мы просто молча таращились друг на друга. — Ты же мне снишься? Этого не может быть? Эх, ты… Егор… сон… нет?

Ноги у меня ослабели так, что я просто каким-то чудом не осел на пол, сердце вроде бы остановилось совсем. Но я ухитрился броситься к ней, и обнял, ощущая родной, такой родной запах, принялся гладить по шелковистым волосам и бормотать какую-то ерунду.

Юля шмыгнула носом и вдруг заплакала, теплые капли потекли у меня по виску.

— Все будет хорошо, я пришел за тобой, никто вас не обидит, я вам обещаю, — сердце мое разрывалось от счастья, любви и нежности, и всех слов мира не хватило бы, чтобы выразить эти чувства.

— Да, — сказала Юля, и оттолкнула меня. — Дай на тебя посмотреть. Грязный весь… Небритый. Ужас.

— Мама… — произнес Сашкин голос у меня за спиной. — Папа? Это ты?

— Я, — и я повернулся к дочери.

Выглядела она куда хуже, чем когда мы виделись в последний раз, под глазами темные круги, сама бледная и похудевшая.

— Папа! — повторила Сашка, и я бросился уже к ней, обхватил и прижал к себе.