До последнего дня Анами также практиковался в стрельбе из японского лука, прекрасного оружия, высотой в семь футов. Каждое утро он выходил в сад своей официальной резиденции и выпускал стрелы в соломенную мишень. Это успокаивало его. Когда ему удавалось положить пять стрел ровно в цель, он считал, что теперь его нервы в порядке и можно приступать к ежедневной работе — обязательным встречам с политиками и государственными деятелями, прежде чем его секретарь полковник Хаяси заходил за ним в 7:45, чтобы отвезти его в военное министерство. Его рабочий день в министерстве заканчивался около 16:00. После возвращения в свою резиденцию Анами вновь брал лук, выходил в сад и «успокаивал себя», полностью сосредотачиваясь на древнем спорте. Даже когда генерал был боевым командиром в джунглях Новой Гвинеи в 1944 году, приезжавшие из штаба офицеры удивлялись, наблюдая, как он стреляет из лука в тропическом лесу; так он поддерживал самодисциплину.
То же касалось и его прямой осанки. «Прямой позвоночник полезен для здоровья», — говорил он обычно. В более спокойные времена он часто посещал сеансы дзэн, когда группа людей собиралась рано утром или поздно вечером в определенном месте и, приняв ту или иную позу, молча сидела, медитируя, в течение получаса или около того.
Как истинный самурай, Анами высоко ценил поэзию. Хотя его отец умер, когда он еще был ребенком, его мать дожила до 96 лет. Два месяца спустя после ее смерти в 1943 году Анами получил чин полного генерала. Он писал в старинном поэтическом жанре
Прекрасный цветок расцветает на могиле, но слишком поздно.
Его цветение я хотел подарить своим родителям еще при их жизни.
У Анами было традиционное для Востока отношение верного сына к своим родителям. Однако в воспитание своих детей он не вмешивался. «Если родители добры к своим детям, — объяснял он, — они будут почтительны к старшим. Это вопрос взаимоотношений между ними. Это то же самое, что и отношения между старшими и младшими офицерами. Если офицер относится к младшему по званию с симпатией и как требуют его обязанности и способствует его продвижению по службе, то, естественно, он будет верно служить и много трудиться».
Общительный и энергичный, Анами умел найти общий язык с младшими офицерами. Он был сердечен и добр, никогда не повышал голоса в разговоре и умел слушать собеседника. В его ведомстве карьера и репутация любого человека основывалась на его способностях. В новогодний праздник его младшие офицеры толпами приходили к нему домой с поздравлениями, и он обычно произносил тост отдельно в честь каждого из всех 50 или 60 собравшихся гостей. Ему нравились мужские компании, но когда он выпивал, то знал свою норму. На вечеринках Анами обычно пел и танцевал. Он был известен как прекрасный рассказчик.
В его карьере были взлеты и падения. Когда его назначили заместителем военного министра в 1940 году, зависимая пресса сообщала: «Анами был яркой личностью, его считали одаренным ребенком еще в детстве… Во время его учебы в Военной академии и Военном штабном училище он был студентом-отличником».
В действительности коллеги не считали Анами гением. Он дважды провалился на вступительных экзаменах в Армейское военное училище, прежде чем смог поступить. Его оценки в военных школах были удовлетворительными, но никак не свидетельствовали о его гениальности.
Четыре года спустя после того, как ему присвоили звание младшего лейтенанта, Анами получил назначение в пехотный полк. Там он познакомился с сослуживцем-офицером, родом из его родной префектуры Оита. Это была встреча, которая определила его судьбу. Молодой офицер, лейтенант Ёсидзиро Умэдзу, прозванный в среде военного начальства «пришельцем», подавал большие надежды. С того времени их жизненные пути переплелись. Их взлеты и падения были синхронными, было ли это случайностью или предопределением, неизвестно. И в конце их пути сошлись.
После окончания курса военного училища Анами был назначен в 1918 году в Генеральный штаб. Умэдзу служил там уже около полутора лет, и вскоре его направили на другую работу в Европу. В 1923 году Анами был направлен в расположение Сахалинской экспедиционной армии, которая оккупировала российский остров до 1925 года. Здесь он пристрастился к виски, которое помогало ему согреваться в прохладном климате.
Отозванный в 1925 году в Генштаб, Анами на следующий год встретил там Умэдзу, который возглавил одну из секций. Анами тогда получил одно из тех назначений, которое можно назвать «увеселительной поездкой». Его направили во французскую армейскую школу в Орлеане на несколько месяцев. Он вернулся с любовью ко всему французскому и приобретенной там привычкой брать автомобиль на выходные дни и вместе со всей семьей объезжать окрестности, проводя свободное время на природе.
Когда он вернулся из командировки, Умэдзу уже получил назначение на должность начальника Сектора военных дел в министерстве армии. В августе был опубликован список кандидатов на присвоение очередного воинского звания, и Анами невероятно повезло: он был назначен адъютантом императора Японии. На протяжении четырех последующих лет он наблюдал изнутри японскую политическую жизнь, познакомился с императорской семьей и придворными.
Затем Анами стал командиром элитного 2-го полка Императорской гвардии. Тем временем Умэдзу возглавил Гарнизонную армию в Китае. Вскоре последовали новые назначения. Анами, после 28 лет армейской службы, стал суперинтендентом Токийской военной подготовительной школы. Такэсита посчитал, что это был конец его карьеры, он ожидал, что Анами уйдет в отставку после 30 лет службы.
Но когда экстремисты армии и флота подняли в феврале 1936 года мятеж, в ответ на это представители умеренных кругов в армии пришли к власти, и положение, которое занял в результате этого Умэдзу, дало ему возможность оказать поддержку своим друзьям.
В августе Анами возглавил Бюро военной администрации военного министерства, а на следующий год стал начальником кадровой службы. На этой должности он отдал приказ о назначении Хидэки Тодзё начальником штаба Квантунской армии, затем заместителем военного министра, ну а потом — генеральным инспектором армейской авиации.
К тому времени Умэдзу отбыл на китайский фронт, и Анами вскоре последовал за ним, чтобы стать командиром дивизии в Китае. Вскоре после инцидента у Номонгана Умэдзу снова обрел власть в качестве командующего Квантунской армией. В результате последующих перестановок в правительстве Анами оказался в должности заместителя военного министра. Однако это было время частой смены кабинетов в Японии, и в 1941 году Анами потерял свой пост. Он вновь отправился на китайский фронт в звании командира дивизии, а на следующий год переведен в подчинение Умэдзу в звании командующего 2-м фронтом в Маньчжурии, который входил в состав Квантунской армии. К концу 1943 года основная часть личного состава и вооружений были отправлены на другие сражавшиеся фронты. Анами отбыл на Новую Гвинею и затем на Сулавеси.
Однако когда премьер-министр Тодзё в середине 1944 года назначил Умэдзу начальником штаба японской армии, Анами продолжал оставаться на виду. Спустя полгода Умэдзу вернул его в Токио и поставил его начальником Главного управления авиации. С этой должности Тодзё ушел, чтобы стать военным министром, а затем премьер-министром. При поддержке своего могущественного земляка Умэдзу Анами прошел по тому же пути и стал военным министром в кабинете Судзуки. Многие полагали, что он пойдет по стопам Тодзё.
На самом деле Анами был расстроен своим новым министерским назначением. Он рассчитывал получить боевое командование на Окинаве, но не думал о «гражданском» административном посте. Он смотрел на себя как на профессионального солдата, самурая, но никак не политика. Он не питал иллюзий насчет своей способности выступать в роли военного министра.
Как он сможет работать на этом ответственном посту? Секретарь Анами Хаяси рассказывает, что генерал не засиживался за рабочим столом, не проводил время за чтением телеграмм и донесений. Он провел всего несколько конференций и мало встречался с людьми во внерабочей обстановке. «Он был не таким человеком, который постоянно размышляет о том или ином вопросе, изучает предоставленную информацию и делает выводы. Скорее, мысль внезапно приходила ему в голову, и он сразу же принимал решение… Он был замечательным человеком, такой редко встречается среди военных людей. Поскольку у него отсутствовало политическое чутье, его кандидатура не подходила для военного министра. Он был человеком безыскусным…»