В такой темноте никак нельзя было разобрать, кто это. Никому даже и не пришло в голову откинуть с его лица капюшон.

Фермер — большой силач — погрузил трепещущее тело себе на плечи. Потом все быстрым шагом пошли к замку.

Шум разбудил женщин в замке и на ферме. Слезно вопя, они высыпали на улицу.

— Тихо вы! — прикрикнул старый Монбрен.

Мартен Бидаш, несший раненого, заметил, что тот бьется в судорогах все меньше.

Когда же он вошел с ним в нижнюю залу фермы, куда женщины принесли свет, и разбойника положили на стол, как в анатомическом театре, тот уже больше не двигался. По дороге он испустил дух.

Настала минута тягостной тревоги.

Кто же был этот человек?

Стянули балахон, капюшон сполз с лица…

То был молодой человек лет двадцати четырех — двадцати пяти. Белокурый, с гладко расчесанной бородой, с белыми руками, белье на теле очень тонкое.

Но ни фермер, ни дети его, ни старик Жером — никто не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел его.

Очевидно, несчастный, заплативший жизнью за свой преступный умысел, был не из этих мест.

— О! — в ярости воскликнул старый Монбрен. — Я бы отдал все сто тысяч франков, назначенных моей племяннице в приданое, за то, чтобы это оказался Венаск!

— Но это не он, — вздохнул старик Жером.

Женщины все плакали, а мужчины с немым изумлением смотрели на труп, из груди которого продолжала литься струя черной крови.

В такой важный, такой критический момент нечего было и думать пытаться разгадать эту зловещую загадку. Надо было немедленно готовиться к обороне: ведь ясно было, что черные братья не признают себя побежденными, а захотят отомстить за смерть товарища.

Кто же был этот человек?

Стены во дворе были высокие, но, взобравшись по лестницам, их можно было и перелезть. Так что ферма, стоявшая в этой ограде, не была в безопасности. Но у самого замка были прочные стены, на первом этаже окна с решетками, и пять-шесть человек могли бы в нем продержаться неделю.

Поэтому господин Жан де Монбрен велел женщинам с фермы укрыться в замке.

Когда это было исполнено, мужчины загородили двери, встали с заряженными ружьями у окон и стали ждать.