— Э-э-э, барон Сирил Ван Герштоф, а что? — честно признался я.
— Казначей? — удивилась Энария.
— Этот казначей, — саркастически усмехнулся Ардун, — мечом орудует гораздо ловчее, чем ручкой, так что, Волан, тебе определенно повезло!
Интересно, мне показалось или в голосе Ардуна прозвучали нотки зависти? Ну, судя по реакции Энарии, не показалось.
— Что, он действительно такой грозный воин? — удивилась она, глядя в лицо своему брату.
— Наверное, лучший меч в нашем герцогстве, — поджав губы, сообщил Ардун.
— О, как! — я сделал удивленное лицо. — А чего тогда твой отец не отдал тебя к нему в ученики?
Брат Энарии раздраженно поджал губы и не ответил.
— А правда, Ардун, — маркиза, то ли «по простоте душевной», которой я, честно говоря, у нее не замечал, то ли желая уколоть братца за старые обиды, решила меня поддержать. — А чего ты отказался обучаться у Ван Герштофа?
— Он отказался меня обучать, — нахмурился барон Элскот. Было заметно, что эта тема ему неприятна. — А отец не стал настаивать.
— Ну, хочешь, я поговорю с бароном Ван Герштоф, — глядя чистым взглядом невинного ребенка, предложила маркиза.
Ардун внимательно посмотрел в лицо сестре и, видимо, ее невинный взгляд его не обманул. Он невесело усмехнулся и, качнув головой, отказался.
— Не надо, спасибо.
— Ну, не надо, так не надо! — притворно разочарованно вздохнула Энария, а Магда коротко хихикнула.
Ардун повернулся ко мне и, криво улыбаясь, спросил:
— Вот скажи, Волан, вот за что она так со мной? Я ее спас…
— Да-а-а?! — вдруг взвилась Энария. — А матушкин портрет кто изрезал, а?! Я тебе этого никогда не прощу!
— М-да, — смущенно почесал затылок Ардун. — С портретом, конечно, плохо получилось… Но я был так зол! — он в сердитым взглядом уставился на сестру. — Кто все стены в моей спальне разрисовал цветочками?! И ведь додумались же! Да еще и время подобрали! — он перевел возмущенный взгляд с сестры на ее фрейлину и подругу. — Вы бы слышали, что сказала баронесса Дювалье, когда я, наконец-то, смог уговорить ее посмотреть на портреты в моей спальне! Вы бы видели ее лицо при этом! — он возмущенно сопел, негодующе глядя на девчонок. — Я когда зашел вслед за ней, сначала подумал, что ошибся и случайно зашел в чужие покои! И чуть не помер от стыда, когда понял — не, не ошибся, это моя спальня! Вот только, добрые люди поработали над оформлением!
Я представлял, конечно, зачем барон позвал баронессу в гости, и представил, что открылось его взгляду во время посещения спальни. Мои губы, против моей воли, разъехались в широкую улыбку, и я, не сдержавшись, сначала тихонько захихикал, а потом уже засмеялся в голос.
— Ага! — продолжал пы́хать негодованием Ардун. — Тебе смешно? А я несколько месяцев старался, чтобы, наконец, эта красотка согласилась зайти ко мне! И что?! — он сморщил такую физиономию, что я опять начал ржать. — «Дорогой барон, — он явно передразнивал, судя по всему, эту самую баронессу Дювалье, — цвет стен вашей спальни и тематика рисунков на них, убеждает меня зайти к вам попозже, лет эдак через пяток. Тогда, возможно, вы уже достигнете возраста, когда на стенах хочется видеть что-то более мужественное и более привлекательное для женщин!»