Заполошно поднял глаза. Что еще за напасть такая готова свалиться на его голову? Увидел как на ивовых деревьях, уцепившись за гибкие ветви, сидят и раскачиваются молодые, стройные женщины, соблазнительно хорошенькие, полногрудые, похоже сестры, все как на подбор с зелёными глазами. Длинные распущенные волосы светлого цвета ниспадали у кого на нагое тело, а кому на просторные рубахи, без опояски. У трех девиц голову покрывали венки из цветов и трав, смотревшиеся на них богатыми уборами.

Не успел и глазом моргнуть, как добрая половина прелестниц грациозно нырнула в течение реки, а вынырнув, хихикая, закружилась хороводом, взяв его в кольцо, при этом напевая восхитительными и заманчивыми голосами, демонстрируя вблизи превосходные груди и гладкую кожу.

В холодной воде мужская плоть вставать не торопилась, наоборот, зубы отстукивали чечетку, а в голове зрела мысль о том, что ежели его еще минут десять промурыжат в воде, насморк ему обеспечен.

— Как зовут тебя, молодец? — перекрывая хор хоровода, задала вопрос сидевшая на ветви красавица с покрытой венком головой.

Встретившись с ней глазами, он ответил, повышая голос:

— Удалом кличут!

— Удалой значит! — повела тонкой ладошкой, в голосе проступили повелительные нотки. — Сестры, выпустите его из реки. Или не видите, что вряд ли он сейчас кого согреет? Его самого отогревать следовало бы, но это не для нас. Выбирайся из воды, Удал.

Плескаясь рядом, девчонки разорвали кольцо хоровода, отдавшись на волю течению, отплыли ближе к средине, будто и не замечая прохладу весенней воды. Лишь одна задержалась, попыталась пощекотать его, причем ее холодные пальцы, под водой сунулись к скукоженному хозяйству внизу живота.

— Радмила!..

— Ой спасибочки, а то задубел в корягу!

— Ха-ха! Смешно сказал.

Он, не стесняясь своей наготы, выбрался на береговой песок. Дева, говорившая с ним, плавным движением соскользнула рядом. Оглядела его пристальным взглядом с ног до головы, посочувствовала:

— Кто же это тебя так? И где твоя одежда? Не голым же ты по земле ходишь?

— Это конечно. Хожу в одежде. Только вот гостеприимство одной молодой особы мне боком выходит. По ее слову связали, в погреб бросили, потом отобрали одежду и предложили пробежаться голышом, а сами собак по следу пустили.

— Ха-ха! Чудит, что-то ведьма. Обычно она вашего брата до смерти сама заездит, а мертвое тело челядины в реку выбросят, чтоб не прикапывать и злую нежить под боком не плодить. Река далеко мертвяков унести способна. Что-то не сложилось с тобой у нее. Что?

— А я знаю?

Он растирал кожу в тех местах, где не было покусов и порезов, где не сочилась кровь и сукровица, разминался согреваясь. Теперь в спокойной обстановке проинспектировал целостность кожных покровов. Повезло ему, могло быть гораздо хуже.

— Погоди, не лезь к ранам, — отстранила его руки от гематом и порванной кожи, провела, словно мягким перышком ладошкой по телесным разрывам, зашептала, вглядываясь в глаза. — Словом можно и убить и исцелить, слово обладает силой, как созидательной, так и разрушительной. Послушай мое живое слово — то, что созидает. На море на Окияне, на острове Буяне, лежит бел горюч камень-алатырь. На том камне-алатыре, сидит красна девица, швея — мастерица, держит иглу булатную, руду жёлтую, зашивает раны кровавые. Заговариваю я добра молодца Удала от кровавых ран на теле его. Булат, прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!

Кровь перестала сочиться из ран, сукровица на глазах загустевала. Чудеса, да и только! Неожиданно неведомая сила отбросила лекарку от парня шага на два, заставив приземлиться ее на пятую точку на песчаную подушку пляжа, а кровь вновь, теперь уже не так сильно, стала обратно сочиться по телу.

— Кто же на тебя такие сильные обережные слова наложил? По сравнению с ним, наш водяник несмышленый юнак. А с именем, зачем обманул? Тебя ведь иначе звать.