Он говорит с ними на скамто, из которого Кейт понимает лишь несколько слов. Они собираются вымыть Сета, дать ему лекарства. Они кивают — они уже делали это прежде — затем смотрят на Кейт. На ее бледную кожу, размазанный макияж, странный наряд, спутанные волосы. Что насчет нее, спрашивают они на повседневной для них смеси языков.

— Я о ней позабочусь, — говорит мужчина.

Темнокожие лакеи надевают перчатки, вытаскивая Сета из машины и неся его мертвый вес по направлению к старому промывочному отсеку. Один из них подносит его тело к металлической раме в форме буквы «Т», а другой привязывает его потрепанной красной буксировочной веревкой. Автомоечное распятие. Только вот они не убивают его, а возвращают обратно к жизни. Что является противоположностью нечестивой казни?

Они включают жесткую резиновую трубку — еще один пережиток дней, предшествовавших засухе — и начинают обливать его всего под напором. Следующим этапом они сбивают шампунь в пену в ведре и используют странные инструменты — гигантские губки на ручках из-под метлы — чтобы вымыть каждый дюйм его кожи. Они моют с расстояния и его волосы, пока его безжизненное тело не покрывает пена. Один из мужчин ополаскивает его из шланга, и повторяет процедуру, в то время как другой начинает смешивать какую-то смесь в старой бутылке из-под «СиннаКола». Зиби тянет Кейт внутрь длинными, холодными пальцами.

Он ведет ее по короткому коридору, пока они идут, свет от «Аполло» снаружи то и дело освещает их через разбитые окна. Тело Кейт одеревенело от сопротивления. Она забирает свою руку, когда они входят в офис в конце прохода. Он закрывает за их спиной дверь, а затем подпирает ручку стулом. Комната пахнет маслом и дешевыми спиртными напитками, пылью и гипсокартоном. Он не отрывает от нее глаз, погружаясь в свое потрепанное кожаное кресло. Она чувствует себя, как маленькая девочка, которая предвидит цель своего опекуна — надругаться над ней. До сих пор она была одной из счастливчиков: ее никогда не принуждали к сексу. Необычайная удача в этой стране. Она тоже смотрит на него в упор: ей нужно восстановить хоть часть контроля над ситуацией.

— Сколько вы хотите? — спрашивает она его. — На моем пэтче стоит ограничение по транзакциям до ста тысяч в виртуальной валюте. Они ваши. Дайте мне ваш код, и я отправлю их прямо сейчас.

Ответ играет на его губах, но он наслаждается наблюдением за ней. Получает удовольствие от того некомфорта, который она испытывает.

— Этого недостаточно, — говорит он.

— Пришлю вам больше завтра. Столько же. И столько же на следующий день.

— Мы не принимает транзакции, — говорит он. — Отслеживаемые. Кроме того, мне не нужны деньги. У меня их предостаточно.

Стены чумазые, заляпанные грязью, с порванными плакатами и старой клейкой лентой. Криво висит календарь на девятнадцатый год, создавая впечатление, что объект на августовской фотографии — Порше Вентрилло — взмывает в небеса.

— Таким как вы никогда недостаточно денег, — говорит Кейт.

Он смеется.

— Таким, как я? И что значит «таким, как я»?

— Таким, у которых есть приспешники, — отвечает она. — Таким, которые вооружены.

Она не произносит, что от него воняет дурными вещами, с таким-то кислым дыханием и старыми тюремными наколками.

— Таким, которым нравится пугать женщин.

Ей бы хотелось, чтобы он перестал на нее пялиться. Его взгляд ощущается лазером на ее обнаженной коже. Его никотиновые глаза постоянно сканируют ее, отчего она чувствует себя грязной.

— Ты боишься? — спрашивает он.

Она не видит смысла отвечать.