– Что ты там про меня пиздишь? – крикнул он.

– Я говорю, что ты страдаешь без исповеди.

– Че за хуйня?

– Робин спрашивает про церковь! Она предлагает свозить нас в церковь для черномазых, где она прихожанка.

– Мы там танцуем и поем, вам понравится! – приплясывала Робин, вспомнив воскресные службы.

– Мы твои, Робин!

– А потом куда-нибудь заедем, съедим по чизкейку, – причмокнула Робин, и я представил крошки чизкейка на ее сочных губах…

– О чем разговор? – вмешалась вошедшая на кухню Марианна.

– Мы с Робин в воскресенье едем в церковь! – похвастал я с наивностью ребенка, рассказывающего гостям, что видел, как мама трогала папу за писю.

– В какую церковь? – уточнила Марианна голосом приветливым, но ледяным.

– В мою. – Робин и Марианна были как две чайки: Робин первая схватила кусок, но подлетела более сильная Марианна, и Робин вынуждена была отдать ей добычу.

– Ребята, – обратилась Марианна к нам нежным, не терпящим возражений голосом. – Вы православные, и вам надо ехать в православную церковь.

– Бог для всех един… – завел было я известную песню. Воображаемые крошки чизкейка на губах Робин еще стояли перед моими глазами.

– В воскресенье мы поедем в нашу греческую православную церковь! – торжественно перебила Марианна мой толерантный вздор.

Мы виновато топтались и больше не возражали.

– Мы с радостью поедем в церковь, Марианна.

– Правильно, ребята. Я знала, что вы уважаете Бога. Бога надо уважать. А ты, Робин, поменяй скатерть на седьмом столе, клиенты нашли пятно.

В воскресенье мы отправились в церковь. Марианна устроилась между мной и Юккой на заднем сиденье. Впереди скучала Мишель. За рулем была Лица.

– Перестройся в левый ряд! Не пропусти поворот! Забыла, какой мы сделали крюк из-за тебя в прошлый раз?! – Марианна без умолку дергала дочь, но та сносила приставания с ангельским терпением.

Церковь находилась милях в пятидесяти, неподалеку от города Ньюпорт-Ньюс. Это было современное бетонное здание с белыми стенами и цветастыми иконами. Православные греки в отличие от русских позволяли себе сидеть во время службы на скамейках. Вставать требовалось только в определенные моменты. Сославшись на головную боль, я не вставал вообще. Встал только в конце, когда раздавали булочки и сладкую жидкость, не похожую на церковное вино.