Марьяна толкнула ее и попала в выложенную розовой плиткой комнату с небольшим бассейном посередине. Но ни в бассейне, ни на «берегу» никого не было. Осмотревшись, она увидела ширму, скрывающую еще одну дверь. Марьяна зашла за ширму и постучала.

— Кто? — донеслось из-за двери.

— Массажист.

— Входите.

Марьяна толкнула дверь и очутилась в маленьком и очень теплом помещении, от пола до потолка обшитом деревом — видимо, это был предбанник, место, где можно посидеть в промежутках между сеансами сауны. На деревянной скамье полулежала завернутая в простыню девушка. Когда Марьяна вошла, девушка повернула голову, и из груди Марьяны вырвалось сдавленное «ох!». Чемоданчик выскользнул из рук и грохнул на пол.

— Что, неужели так похожа? — спросила девушка, слабо улыбнувшись. Онемевшая Марьяна только кивнула. Ей показалось, что она бредит. Девушка, лежавшая, вернее, уже сидевшая на лавке, была точной копией отражения, которое Марьяна видела в зеркале каждый день. Теперь она поняла, что почувствовала массажистка, увидев в машине Марьяну. Но массажистка была готова к встрече с двойником и, присмотревшись, могла различить следы грима, да и сходство было не таким разительным. А для Марьяны свидание с собственным двойником стало полной неожиданностью — как обухом по голове. О гриме не могло идти и речи — девушка явно только что вылезла из-под душа или из бассейна — мокрые волосы, лицо без всяких признаков косметики…

Сходство между тем было потрясающим. Те же серые широко поставленные глаза необычной треугольной формы, серпики бровей, густых и широких у переносицы и утончающихся в ниточку к вискам, не по-девичьи массивный, слегка раздвоенный на конце нос — причина горьких подростковых переживаний Марьяны, тонкие губы причудливого рисунка — наследство ветреного папаши. Разглядывая их в зеркале, она почему-то всегда вспоминала строчку из «Старицкого воеводы» поэта Толстого: «Державные уста змеилися улыбкой». Вот только шрамик-лунка, оставшийся на щеке в память о детской ветрянке, оказался у девушки не под правым глазом, а под левым. «Но у меня он тоже должен быть под левым, просто я привыкла видеть его в зеркале», — ошеломленно подумала Марьяна и дотронулась пальцем до отметины.

— Откуда у вас это? — тихо спросила она.

Незнакомка — впрочем, можно ли так назвать человека, чье лицо знаешь не хуже собственного? — повторила ее жест и нервно рассмеялась.

— Неудачно выдавила прыщ. — Смущенная улыбка сменилась озабоченным выражением. — Присаживайтесь, пожалуйста. — Она похлопала ладонью по лавке.

Увидев две такие знакомые вертикальные складочки между бровей девушки, Марьяна окончательно поняла, что у нее сносит крышу. Она плюхнулась на лавку и завороженно уставилась на свою визави.

— Извините, как вас зовут? — спросило наваждение.

«Ничего себе у них конспирация! Этот тип ей даже имени моего не сообщил», — вяло удивилась Марьяна и неожиданно для себя назвалась Яной. Она сама испугалась, когда поняла, что сказала, но тут же себя одернула: «Перестань трястись, дура! Ты вольна называть себя как угодно. Никто не догадывается о твоей шизофрении». Но мистический страх, вцепившийся острыми зубками в нутро Марьяны, как только она увидела девушку, поднял безобразную мордочку и насмешливо прошипел: «Почему ты так думаешь? Может быть, эта девица знает о тебе все? Может быть, она — это ты?» Марьяна покачала головой, прогоняя морок, и только тогда поняла, что незнакомка что-то ей говорит.

— …Мало времени, поэтому давайте я попробую в двух словах объяснить, почему вы здесь. Я — дочь местного губернатора и безнадежно больной женщины, которая, по-видимому, на почве своей безнадежной болезни подвинулась рассудком. Или из-за тяжелых родов. Во всяком случае, все ее старые знакомые уверяют, будто до моего рождения она была ангелом во плоти. Не знаю, я этого счастливого времени не застала. Сколько себя помню, она всегда обращалась со мной, как садист-надзиратель с отпетым уголовником. Вы обратили внимание на двух бульдогов, стерегущих вход в мою темницу?

Марьяна, сообразив, что речь идет о телохранителе, обыскавшем ее при входе, и его напарнике, сидевшем за шахматной доской, кивнула.

— Меня сторожат днем и ночью, пресекая всякие попытки заняться чем-нибудь недозволенным. Как вы понимаете, недозволенным не с точки зрения закона или морали (девушка невесело усмехнулась), а с точки зрения моей драгоценной маменьки. Они обо всем доносят ей, и маменька тут же накладывает запрет на мое новое занятие. В общем, можете себе представить, на что похожа моя жизнь. — Дождавшись Марьяниного кивка, она вдруг резко переменила тему: — Яна, вы знакомы с Виталием?

— С Виталием? С каким Виталием? — растерялась Марьяна.

— С молодым человеком, который вас сюда привез.

— Нет. Сегодня я увидела его впервые. Впрочем, «увидела» — это некоторое преувеличение. Он хорошо замаскировался — темные очки, козырек, натянутый на лоб…

Губернаторская дочь впилась в Марьяну напряженным взглядом, словно надеялась найти на ее лице ответ на мучительный и жизненно важный вопрос.