— До чего же у вас мерзкие рожи! Вы только посмотрите: друг друга не узнаете, — не выдержал я и рассмеялся.

— Гы-гы-гы, хо-хо-хо! — раскатисто подхватили все, указывая на разукрашенные сажей лица своих друзей. Особенно усердствовал Карпов. Его «хи-хо-хи» да «ха-хо-ха» на высокой ноте в такт со стуком колёс вылетали за пределы теплушки.

Со скрежетом открылась дверь соседнего вагона. Оттуда выглянул обеспокоенный чумазый Лыткин.

— Что за шум? Чего ржёте? — спросил он.

В свою очередь, высунувшись из нашей двери, Фесенко без слов объяснил ситуацию: ответ чёрными разводами сажи был написан на его лице. Соседний вагон по цепной реакции дружно загоготал!

Кое-как умывшись, моряки хором навалились на пищу. Вскоре целый ряд пустых банок и баночек из-под консервов мясных, рыбных и овощных устилали наш путь следования на снегу железнодорожного полотна.

— Люди, так делать нельзя! — запретил я впредь выбрасывать банки и мусор по ходу движения поезда.

— Это почему же? Все пассажиры мусор выбрасывают из окон вагонов! — задал невинный вопрос всё тот же Карпов.

— Да потому, что эта земля наша и загаживать её никому не позволено. Дошло? Впредь банки и мусор собирать в отдельный мешок. На остановках его выносить и выбрасывать в мусорные баки. Усвоили? — закончил я, думая, что ситуацию разрешил. Но напрасно я размечтался ибо мусорных баков мы так и не нашли….

К концу вторых зимних суток пути моряки окончательно свыклись с холодом и скоростным свистом движения железнодорожного состава. Одним словом, маленько обжились. С набитыми калорийной пищей животами, они от безделья лениво жевали сухари и сушки. С завистью поглядывали на соседнюю теплушку. Предусмотрительный Лыткин прихватил с собой радиоприёмник и оттуда доносилась транслируемая разухабистая музыка и речь дикторов.

— Василий, приходи на остановке к нам с радиоприёмником проводить политинформацию, — предложил я ему.

— Товарищ капитан-лейтенант, конфисковать у этих жмотов музыку и делу конец! — отрубил Фесенко.

— Нельзя! Частная собственность, вернее, личная собственность…. Самим нужно было шевелить извилинами мозгов, — ответил я.

По пути следования наши вагоны отцепляли, затаскивали в тупики и опять подцепляли к формируемым составам. В целом, без особых приключений мы добрались к Беломорску. Тут на товарной станции теплушки опять затолкали в тупик в ожидании товарняка следующего в город Мурманск.

Над нашей головой на станционной вышке голосом местных диспетчеров кричал динамик: правый фланг немедленно на левый фланг, иди сюда, стой! Куда шалава прёшь!?

К концу суток все тайны товарной сортировочной мы познали наперечёт. Правда, куда подевался неуловимый Петренко, которого напрасно призывали прибыть в диспетчерскую, мы так и не узнали. Зато выяснили точно, что простоим здесь больше суток.

Наша смекалистая молодёжь мигом разнюхала, что в местном клубе вечером будут танцы. Они дружно навалились и по всем правилам взяли меня в осаду — просили отпустить свободных от вахты моряков на это животрепещущее мероприятие.

Ноздрёв бухал себя кулаком в грудь:

— Гадом буду, если к назначенному времени все мы не будем стоять, как огурчики перед вашими ясными глазами, уже в вагонах!

— Василий, — обратился я к Лыткину, — сходи с ними в клуб. К 23 часам быть всем дома — то есть в теплушках.