— Вот это да, вы всех скармливаете?

— Не всех, самых лучших.

— Честь-то какая, а можно отказаться? Давайте, я про себя гадостей наговорю, вы даже не представляете, какой я нехороший.

— Судьбы не изменить, скоро в путь.

— А последнее желание?

— Путь человека не прерывается ничем, и желаниями тоже.

— А кормить-то будут?

Бугор с ментатом переглянулись:

— Да. Кормить будут.

Здесь народ на полном серьёзе разговаривал со своим оружием. Не каждый ствол был удостоен такой чести, а твари вскармливали только достойных. Бежать было некуда, но меня не притесняли. У них тут столовая: приходишь, берёшь тарелку, в неё накладывают еду и наливают либо чай, либо кофе. Есть компот. Показали место, где мне спать. Оружие не выдавали, но и палаш не забрали.

Даже пробовал их немного пораздражать и улёгся на лавку большого дома, прямо на открытом воздухе, — удобная, большая и широкая лавка, немного вогнутая — и прикрыл глаза. Маленький детский пальчик потыкал меня в плечо. Я повернул голову и приоткрыл один глаз. Мне сунули одеяло и подушку. Даже так? Я принял постельные принадлежности из рук пацанёнка:

— Спасибо тебе, маленький индеец, сын больших, злобных индейцев, за эти замечательные постельные принадлежности!

Мальчишка кивнул. Выполнив просьбу старших, унёсся по своим мальчишеским делам. Сунув подушку под голову и накинув одеяло, я с чистой совестью задрых, раз уж всё равно улёгся на этой лавке.

Если не знать, что тебя отправят какому-нибудь монстру на съедение, то в принципе не хуже, чем и на нашем стабе, только общественно-политическую работу на меня никто не собирался навешивать. Вот уж долбаные фанатики, ну хорошо хоть кормят, не бьют, и что самое странное, палаш-то мой не отобрали. С другой стороны, глупо отбирать вещи культа, как я сказал. Может, поэтому и не отобрали. Когда порезали муров, то сразу заявил, что это палаш фамильный, заговорённый на удачу и жизнь долгую — кого тронет палаш, тот мне жизненную силу отдаёт. Стебался, а выходит, в самую точку. Но с другой стороны, может, просто оставили, чтобы не таскать — он тяжёлый.

Здесь такая же коммуна, как и у нас. За тобой даже дети присматривают. За периметр бежать глупо. Сектанты меньше чем в ста километрах от нашего стаба. В этих местах через черноту много дырок. Может, не такое, как у нас на звезде творится, но пекло ощущается.

Детвора на полном серьёзе учила меня оплетать оружие. Прежде чем ствол начинал говорить с хозяином, его украшали, с ним надо было подружиться, сходить на культурное мероприятие, распить бутылку-другую.

Тут было не всё так просто. Распускаем супер-пуперную галантерею на тонкие кожаные ленточки, как это делала Эль-Маринель, когда оплетала певчие стрелы. Может, у неё, кстати, тоже была система своих узелков. Оружие оплеталось по очень сложной схеме. Каждый узелок говорил о правах и достижениях хозяина. Фактически по плетению можно было сказать о заслугах человека. Кстати, очень неплохих парочку узелков и я имел право на своём палаше выплести. Например, за самое непомерно-долгое сидение в засаде, разжигание костра в неположенном месте, преклонный возраст и сумму лет оружия и хозяина, превышающую возраст говна мамонта.

Было и на моём палаше несколько значимых, можно сказать, эпических узелков. Всё-таки прикольные это чуваки. Тут все повёрнуты на всю голову, хотя такое ощущение, что чем ближе пекло, тем больше проблем у людей с колотушками.

Стабы около пекла вообще сильно отличаются от других районов. Здесь с головой, конечно, большие непорядки, намного большие непорядки, чем около внешки, но зато и люди другие. Каждый стаб — маленькая Спарта. Конечно, оружие разное, идеология разная, устройство разное, дух единства один.

У них тут хоть деньги есть, а у нас была коммуна, настоящая, то, о чём мечтали большевики, каждому по возможностям, а всем — чего достанется. Есть немножко капиталистических отношений, ну так развитый социализм — бухать за свои, а пожрать — общая столовая. Местность такая, раз сюда попал — никуда ты отсюда не денешься. Даже самый маленький ребёнок будет за тобой следить. Вот так вот я и хожу — с палашом, без привязи, зная, что завтра меня повезут куда-то.