– Понимаю. – Назаров сел, вытянул ноги, глянул на нее. – Нашла жилье?

– Пока нет.

– Могу кое-что предложить, – вдруг после паузы сказал Максим и неуверенно улыбнулся.

– Тюремную камеру? – Маша кивнула, будто на все заранее была согласна. – Я понимаю. Кошмар должен иметь продолжение.

– Нет никакого продолжения, Маша. И камеры не будет. Зотов признался во всех эпизодах. Включая многие преступления прошлых лет. Такая страшная сволочь! Как вспомню, что ты за ним ухаживала, просто зубы скрипят!

– А журналистка Глебова?.. Как же быть с тем, что я… – цедя по слову, проговорила Маша, боясь встретиться с Назаровым глазами.

– Я же сказал, что Зотов признался во всех эпизодах, Маша, – очень строго повторил Максим. – Включая убийство журналистки. И подробно рассказал, как избавлялся от трупа. Все под протокол!

– И как же он от него избавлялся?

Она поежилась, будто по залитой солнцем комнате промчалась волна ледяного ветра. Глянула на Назарова исподлобья.

– Он вытащил ее на улицу, загрузил в машину, которую Насте одолжил главный редактор, и вывез тело в лес. Потом отогнал машину на мойку. Снова пригнал во двор, уничтожил все свои отпечатки. Вещи Насти сжег по дороге: сумку, документы. Ключи от машины забрал себе. Зачем? Не смог сказать. Ключи, кстати, нашли в ходе обыска в его квартире. Редактор Глебов их узнал. Так что продолжения твоего кошмара не будет, Маша.

– А если он изменит на суде свои показания? Скажет, что…

– Что?

– Что это не он, а я избавилась от тела!

– Не скажет, Маша. Он не изменит своих показаний. И суда никакого не будет.

– Почему?

– Он повесился в камере. Из рукавов своей рубашки сделал петлю. Исхитрился, сволочь. И повесился. И ты знаешь, – Максим встал с дивана, шагнул к креслу, на котором она ежилась от озноба, присел перед ней на корточки, – у меня нет ни малейших сожалений по случаю его кончины. Ни малейших!

– У меня тоже, – прошептала она. – Прошелся по моей жизни ураганом, гад! Все испортил! Он и еще кое-кто. Его… его посадили?

Назаров понял, о ком она.

– Идет следствие, – ответил он со вздохом. – Все убийства он отрицает. Так что Митрофанову и ее сожителя будем считать самоубийцами. Доказательств его участия нет. Как нет и доказательств того, что им отомстили друзья медвежатника Симы Ключа. Очень зол я на Глебова, главного редактора. Такой, знаешь… Вроде любил Настю. Очень любил, но когда заподозрил Светлова в краже Настиных документов, позволил ему уехать.

– Зачем?