Когда я вернулся на кухню, Эмили уже затягивала на руке повязку. Я позабыл, что было в моем списке вещей, которые необходимо взять из дома, и уже сомневался, так ли они мне необходимы. Единственное, что стоило прихватить, — одежду для Стефани. Все остальное подождет до тех пор, пока мир придет в норму и я снова смогу жить здесь нормальной жизнью.
— Поднимусь наверх, — сказал я. — Всего на пару минут. А потом уезжаем.
— Давай, действуй, — сказала Эмили, прижимая к груди перевязанную руку и пытаясь закрепить повязку пластырем. Она вся дрожала. Я решил, что это не от страха и даже не от того, что она увидела в бассейне.
— Сильно болит?
— Да, болит. Я даже склоняюсь к мысли поехать в больницу. Ты мудрее, чем мне казалось.
Кто-то постучал в дверь.
Мы обернулись одновременно. Стук повторился, громкий. Затем кто-то нажал кнопку звонка.
Я прошептал:
— Что будем делать?
Эмили ничего не ответила. Звонок повторился, а потом мы услышали из-за двери громкий голос:
— Мистер Мур, это помощник шерифа Холлам. Я приехал. Поэтому, если вы еще здесь, впустите меня.
Эмили потянулась левой рукой к заднему карману и метнулась влево. Когда я увидел, что та вжалась в стену и ее не будет заметно из прихожей, то прошел через гостиную и открыл дверь.
Холлам стоял в пятне света от лампы над крыльцом. Он был один. Машина была припаркована на улице. Помощник шерифа казался усталым и опустошенным.
— Кстати, я слышал, что на Сант-Армандс Серкл стреляли, — сказал он как будто несколько удивленно. — Тони Томпсон погиб. Мари отвезли в больницу с еще одним раненым, предполагаемым убийцей. У нее три пулевых ранения, но, несмотря на это, она сумела его подстрелить. Мари, скорее всего, выживет.
— Жаль это слышать.
— Кажется, вас нисколько не удивляет то, что я сейчас изложил.
— Я знаю, кто стрелял. Его зовут Джон Хантер. И я знаю, почему он это сделал.
Холлам заметил стоявшую в тени Эмили.
— Кто это у вас?
— Один из двух человек в мире, кому я теперь доверяю, — сказал я. — И второй вовсе не вы. Поэтому входите медленно, держа руки на виду, и не делайте ничего такого, что может меня разозлить.