Во время суда он ловко использовал присутствие на процессе представителей свободной прессы – его речь с изложением политических взглядов принесла ему известность по всей Германии. Его осудили на пять лет тюрьмы, но отсидел он только год. В тюрьме ему, как известной личности, были созданы приличные условия, к тому же ему разрешили пользоваться помощью преданного ему секретаря, Рудольфа Гесса, чтобы написать книгу «Mein Kampf – «Моя борьба». У меня есть эта книга – 637 страниц печатного текста, заполненные кое-какими верными, хотя и не слишком глубокими наблюдениями, множеством субъективных толкований, полуправдой, полной чушью и простенькой, но ловкой пропагандой. В этой книге Гитлер, как и в своих более поздних публичных выступлениях, открыто пишет о том, к чему он стремится и какие средства собирается при этом использовать. Он придет к власти демократическим путем, чтобы потом отменить всякую демократию, он собирается основать «тысячелетнюю империю страха» и исправить все несправедливости, допущенные по отношению к Германии.
Гитлер был ловким демагогом, как и, вообще-то говоря, многие политики, но он был более ловким, чем другие. У него была способность, присущая одаренным фанатикам: зажигать толпу и нравиться толпе. Он обладал неизменным чутьем и всегда знал, что люди хотят услышать и как ему следует преподнести то, что они хотят услышать. И толпа ликовала – как она ликовала! У него также была способность привлекать и убеждать отдельных личностей, возможно, не интеллектуалов, но многих из так называемых сливок общества – банкиров, предпринимателей, промышленников. Альфред Гугенберг был не единственным в ряду банкиров, кто финансировал дорогостоящие массовые сборища и музыкальные парады, флаги на высоченных флагштоках, самые лучшие и дорогие микрофоны и усилители.
При необходимости Гитлер был ловким аферистом и превосходным актером, умеющим в критических ситуациях использовать эти свои способности, чтобы запугать или переубедить собеседника. Иногда он, напротив, бывал невероятно, просто пугающе искренним.
Все его речи изобилуют откровенно предвзятыми мнениями. Он много читал, но толковал прочитанное довольно свободно – так, как ему было нужно. Он охотно ссылался в своих выступлениях на псевдонаучные публикации, принимаемые им крайне серьезно – лишь бы они работали на него, лишь бы выводы вписывались в придуманное им мироустройство.
До того, как он пришел к власти, многие пытались представить его как некоего потешного демагога в сапогах и кожаных брюках, одного из быстро возникающих и исчезающих политических клоунов на обочине подвижной, как ртуть, истории Европы в период между войнами. Но это было грубой недооценкой. Когда он научился в полной мере использовать свои скромные способности, он уже не был смешон. Он использовал их на все сто и даже больше процентов, его вопиющая ординарность позволяла ему правильно угадывать реакции массы, состоящей из таких же, как он, не особенно образованных, к тому же напичканных предрассудками, людей. С того дня, как Адольф Гитлер прочно занял место на политической арене Германии, следовало бы воспринимать его идеи и призывы, как серьезную опасность – когда он фанатически целеустремленно, со своим хриплым гортанным голосом и хорошо отрепетированной жестикуляцией соблазнял готовых к соблазну людей.
Он сказал немецкому народу как раз то, что тот, нищий и униженный, хотел услышать: «Вы не хуже других. Вы лучше. На вас лежит историческая миссия указать миру дорогу к новому времени, и я, Адольф Гитлер, поведу вас».
Бедный немецкий народ. Человек толпы всегда рад услышать, что он лучше других. И в тех обстоятельствах, в которые он был поставлен, вполне естественно, что массовый человек принял Гитлера как посланного небом спасителя.
Адольф Гитлер пришел к власти демократическим путем. Когда его партия на двух подряд выборах завоевала большинство в рейхстаге, президент назначил его канцлером Германии. Остальное понять нетрудно. Гитлер поступил так, как и обещал – отбросил демократию и основал «Третью империю страха». Свободной прессе быстро заткнули рот, для тех, кто протестовал и не был убит, построили концентрационные лагеря. Безработица была побеждена. Германия покрылась сетью автомобильных дорог, тяжелая промышленность была засыпана заказами. Он дал безработным работу, в которой они видели смысл, зарплату, невысокую, но намного выше прожиточного минимума. Он превратил низкую конъюнктуру в высокую, он предложил немцам грандиозный спектакль, вернул народу самоуважение и, главное, дал ему козлов отпущения, чтобы было кого ненавидеть. И к тому же ему повезло. Экономика ожила во всем мире, в окружающих странах у власти были до смешного наивные лидеры – и он мастерски это использовал.
Но у него всегда сохранялась одна доминирующая черта, наложившая отпечаток на все его действия – его безграничные амбиции всегда превышали его возможности. Именно это, а также отсутствие какой бы то ни было объективности и полная неспособность выслушивать другие мнения, способствовало тому, что Гитлер в основе своей был глубоко деструктивной личностью. Именно поэтому он потерпел фиаско во всем, что предпринимал. Не сумел он и правильно использовать доверие, которое оказал ему немецкий народ.
Он действительно пользовался поддержкой всего народа – и масс, и влиятельных предпринимательских кругов. Другие, те, кто поначалу отнесся к нему с брезгливостью, были убеждены его впечатляющими начальными успехами – и тоже поддержали его.
Когда он пришел к власти, огромные массы людей с песнями вышли на улицу в спонтанном победном марше. В этой демонстрации участвовали многие интеллектуалы, военные, среди которых, был, в частности, граф фон Штауффенберг – сегодня он как бы олицетворяет сопротивление нацизму. Да, Штауффенберг пытался организовать со своими друзьями покушение на Гитлера, но одиннадцатью годами позже, когда война уже была проиграна и они это знали.
В сравнительно спокойное время – в 1929 году, до обрушившегося мирового кризиса – за Гитлера голосовало всего 800 000, меньше трех процентов избирателей. Но когда времена стали тяжелее, их уже стало четырнадцать миллионов, тридцать семь процентов немецкого народа отдали ему свои голоса, обеспечив двести десять мандатов в демократически избранном рейхстаге. Через несколько месяцев, в ноябре 1932 года, кое-кто опомнился, но двенадцать миллионов голосов оказалось достаточно, чтобы обеспечить его партии сто девяносто шесть мандатов, после чего президенту ничего не оставалось, как назначить Гитлера рейхсканцлером – главой правительства. И когда он уже получил власть, он не отдал ее добровольно. Он отдал ее через трупы миллионов немецких солдат, своей жены и свой собственный. Он не выпустил власть до тех пор, пока вся Германия не лежала в руинах и вражеские войска стояли у входа в его бункер.
Он был, как игрок в казино, который, независимо от того, сколько он выиграл, продолжает и продолжает игру, пока не спустит последний грош – и, когда это случилось, совершает самоубийство. Этот неугомонный, одинокий человек потерпел неудачу даже в самом большом деле своей жизни – не смог использовать тот невероятный шанс, который дал ему немецкий народ.
Немцы… Неужели они ничего не поняли, когда в один-единственный день – 27 июля 1932 года – он выступил перед шестьдесят тысяч слушателей в Бранденбурге, шестьдесят тысячв Потсдаме и двести двадцать тысяч в Берлине, когда они поднимали руки и кричали: «Sieg Heil, Heil Hitler»? Неужели они не чувствовали унижения и не понимали, что их фюрер одержим манией величия, когда приветствовали друг друга поднятием руки и восклицанием «Heil Hitler»?
Гордый, многочисленный, хорошо образованный немецкий народ много лет подвергался унижениям со стороны геополитических соседей, бессовестно использовавших слабость Германии после Тридцатилетней войны. Когда им удалось воссоединиться, пришло новое военное поражение, и Германия вновь была унижена – и психологически, и экономически. Стране было навязано государственное устройство, которое для нее не годилось. И было естественно, что немецкий народ страстно желал иметь деятельное и умное правительство. Но нельзя забывать и то, что немцы проголосовали за нацистских штурмовиков, вселявших ужас на улицах по всей стране. Они выбрали партию, организовавшую всего за три недели 461 уличную потасовку – в счет идут только зарегистрированные полицией столкновения, в результате которых были убиты около ста человек и тысячи получили ранения. Лидеры других политических партий были вынуждены искать защиту у полиции. Вся страна знала про это, и все же немцы привели партию Гитлера к власти.
Гитлер был врожденный пропагандист, он ловко использовал врожденную любовь людей к флагам, униформам, маршам и начищенным сапогам, он одним из первых в мире использовал кино в целях политической пропаганды, первым использовал граммофонную запись, чтобы установленные на машинах громкоговорители транслировали его речи и их записи по всей стране.
Но вслушивались ли немцы в то, что он говорил? Верили ли они, что их миссия – стать народом-господином, что их призвание – поработить все остальные народы? Хотели ли они в самом деле освободить свой народ от «слабых элементов» – душевно больных, недоразвитых и инвалидов? Хотели ли они взять на себя ответственность за создаваемую Гитлером «Тысячелетнюю империю страха»? Считали ли и в самом деле национал-предателями тех, кто пытался воззвать к их разуму? Неужели они не понимали, что речи, которые их фюрер обрушивал на них через тысячи громкоговорителей – всего лишь смесь правды, полуправды и пропаганды – кстати, на удивление наивной пропаганды? Неужели они не понимали, насколько дикими были его заклинания «поставить волю впереди мудрости и действия впереди мыслей»? Не понимали, что это прямой призыв к ничем не сдерживаемому насилию? И если они и в самом деле верили в ту лесть, которой он их так ловко окружил, – то верили ли они и в то, что мир станет лучше, если мы – евреи – будем уничтожены? Что, они в самом деле считали, что целый народ может состоять из злобных паразитов?
Почему государственные чиновники не читали его книгу и не слушали его речей? Или они не верили, что Гитлер собирается воплотить в жизнь то, о чем говорит? Понять их можно, его планы казались дикими и оторванными от жизни. Но Гитлер был фанатиком, а у фанатиков слова обычно не расходятся с поступками.
Как стало возможным, чтобы демократически выбранный лидер государства убил только что вышедшую за него замуж женщину, сам совершил самоубийство пятидесяти шести лет от роду? Как стало возможным, чтобы большинство из его приближенных также покончили с собой, а один из них умертвил шесть своих горячо любимых детей? Эти люди, управлявшие Германией все эти годы, должно быть, хорошо понимали, какие страшные преступления они совершили.
Адольф Гитлер был одиноким, часто неудовлетворенным человеком с грандиозными, но совершенно нереальными планами, ни одного из которых ему не удалось воплотить в жизнь. Ему была нужна война, чтобы как-то унять грызущее его беспокойство. Если забыть о том, что он совершил, его можно было бы пожалеть.