Но он был проницателен.

Мать заглядывала в тени – не для того, чтобы увидеть, что он оставался там, а для того, чтобы убедиться, что он в безопасности. Она дала ему лучшие покои во дворце и свободу, достойную принца. Она обеспечила ему опеку и лучшее обучение. Это были жалкие крохи любви, но каждая кроха заставляла его сердце трепетать, научила его ценить хрупкость чувств.

Альтаир любил Аравию, и поскольку некому было любить его, он любил себя сам. Более того, он посвятил свою жизнь тому, чтобы заслужить эту любовь, убедить себя, что он не был бичом, проклятием, каким считала его мать.

– Как думаешь, она желала скрыть тебя от меня? – спросил Лев, и Альтаир невольно замер – в голосе собеседника не было пренебрежения.

На этот раз «она» относилось к Серебряной Ведьме, но Альтаир не считал, что мать настолько боялась Льва. По крайней мере, пока он не вонзил свои когти в Гамека.

– Толку-то, – ответил Альтаир, отпрянув, уперевшись пятками в песок.

Тень улыбки коснулась губ Льва.

– И то верно. В конце концов, она бросила тебя, как и они. И Беньямин в какой-то мере тоже. Когда он прыгнул наперерез, то предпочёл тебе принца.

Альтаир привык к тому, что всегда был вторым. Он убеждал себя, что совсем не возражает против такого порядка вещей.

Но почему же тогда казалось, словно сердце пронзают ножи? Почему вены под кожей вздуваются от внезапного жара?

– А ты – предпочёл меня? – насмешливо спросил Альтаир. – Я правильно понимаю? Но будь это так, я не был бы закован в цепи, точно зверь.

Лев опустил взгляд, задумчиво глядя на цепи.

– Что ж, возможно, пришло время для нового союза.

Альтаир взглянул на него, не обращая внимания на шум в крови, на гудение. На чувство, которое пришло с этими переменами, словно он… нужен.

– Месть мне не подходит, Баба.

Лев размышлял над его словами, изучая сына, пока солнце поднималось всё выше и ветра струились между ними.

А потом он обернулся, и Альтаир едва услышал его тихий приказ:

– Отойди в сторону.

Чёрный вихрь пронёсся мимо, выпуская на Сарасин орду в их истинном обличье – изменчивых, бесформенных созданий бездымного пламени. Некоторые из них были крылатыми, когтистыми, не сдерживаемыми пределами человеческой формы.

Лев улыбнулся.