Нужно было найти какой-то свежий, оригинальный материал в колхозной жизни, который к тому же позволял бы решать его в жанре музыкальной комедии.

Прочитав как-то в газете небольшую заметку об открытии в городе Верее Московской области колхозной ярмарки, я решил съездить и посмотреть, что это такое. И, увы, был разочарован: название «ярмарка» придумали в райторготделе, чтобы привлечь людей из близлежащих колхозов и продать им залежалый товар.

Но слово «ярмарка» почему-то запало мне в душу, и я стал об этом все чаще думать. Вспомнил сибирские ярмарки в селах Ужур, Боготол, Крутиха, которые я видел в детстве, работая у татар-мануфактуристов. Вспомнил и то, что я знал по рассказам о знаменитой Ирбитской ярмарке и по роману Вячеслава Шишкова о Нижегородской… И, наконец, по гоголевской «Сорочинской ярмарке»…

Ярмарка – это прежде всего зрелище, и зрелище красочное, яркое, зазывающее. Помимо торговли, на ярмарке всегда были карусели, цирк, балаганы. При открытии ярмарки, как правило, поднимался флаг, играла музыка. Те, кто ехали на ярмарку из деревень и сел, одевали лучшую одежду, запрягали лучших коней, да не в простую сбрую, а в праздничную. Как правило, ярмарки устраивались к концу года, поздней осенью или ранней зимой. Когда на полях все убрано. Когда хлеб обмолочен и лежит в закромах, а лен, шерсть и пенька являются уже товаром. Когда у крестьян свободное время, а самое главное, когда у них в кармане есть деньги, заработанные за весну и лето…

Так постепенно, день ото дня, возникал у меня образ ярмарки. Думая о картине в цвете, я решил, что ярмарку надо делать осенью, и не где-нибудь, а на Кубани, богатейшей житнице нашей страны. Кубань хоть и похожа на Украину, но это – Россия. На Кубани было казачество. Там любят и выращивают хороших коней, а значит, любят конные состязания, скачки. На Кубани своеобразная речь, так называемый суржик – смесь украинского языка с русским, там поют хорошие песни (некоторые я слыхал), там красивые женщины и лихие парни…

Итак, решил я, все основное действие должно происходить на одной из кубанских ярмарок. То, что ярмарок на Кубани тогда не бывало, меня не смущало; не было, так будут. Искусство не только должно отображать то, что есть, но и звать к тому хорошему, новому, что должно быть.

На ярмарку, как на своеобразный праздник урожая, съедутся после окончания уборочных работ колхозники всего района. Они приедут «и себя показать, и добрых людей посмотреть». Так возникла мысль о соревнованиях художественной самодеятельности и о конных состязаниях.

Еще не было сюжета фильма, не было его героев, не ясны были их характеры и конфликты, но материал, атмосфера и даже жанр будущего фильма мне до предела были ясны. Нужен был только автор, хороший писатель-драматург, который обладал бы юмором, хорошо знал Кубань и ее людей. По счастливой случайности, такой драматург нашелся. Им был Николай Федорович Погодин.

Мне хочется привести небольшой отрывок из выступления Н. Ф. Погодина в феврале 1949 года на Художественном совете «Мосфильма» при обсуждении уже готового сценария «Веселая ярмарка»:

«…Как-то Иван Александрову мне говорит: «Может быть, напишем «Колхозную ярмарку»? И в двух словах рассказал, что это такое. Я сразу ответил: «Это здорово». И согласился… Должен сказать, что я встретился с режиссером, который знает, что он хочет. Когда поставлена определенная цель, тогда есть профессиональное, деловое удовольствие работать с таким въедливым товарищем, как И. А. Пырьев.

Рассказывать какие были перипетии, может быть, не нужно, но это работалось вместе, вплоть до того, что это писалось режиссером. Было написано листов 15 печатных и важно, что это было очень профессионально…»

Дружно и целеустремленно работая с Николаем Федоровичем над сценарием, мы не ставили себе целью сделать сугубо реалистический фильм о жизни и труде колхозников того времени, хотя оба прекрасно знали все сложности и трудности в подъеме сельского хозяйства.

Между прочим, в 1949–50 гг. в колхозах Кубани, чему я лично свидетель, материально-бытовое положение колхозников было значительно лучшим, чем спустя десять лет. В 1961 году мне пришлось с киноэкспедицией по фильму «Наш общий друг» побывать в тех же местах и у тех же колхозников, у которых я был, когда снимал «Кубанские казаки», и должен честно сказать, что состояние колхозов, оплата их трудодней, их жизненная обеспеченность были несравненно в худшем положении, чем тогда.

В то время у каждого колхозника была корова, а то и две, было свое молоко, свое масло, был хороший приусадебный участок и т. д. На этот раз ничего этого в семье колхозника уже не было. Коров заставили продать в колхозы, где половина их повымерла, приусадебные участки были значительно урезаны. А за молоком для своих детей колхозницы Кубани (первейшей житницы России) с трех часов ночи становились в очередь…

Это я вспомнил в порядке некоего ответа тем, кто обвинял наш фильм «Кубанские казаки» в лакировке колхозной действительности, голословно утверждая, что в начале пятидесятых годов положение в колхозах было значительно хуже, чем в начале шестидесятых…

Оглядываясь на пройденный путь создания двадцати пяти картин, я понял, что в творческой жизни каждого советского кинорежиссера есть три ответственных момента.

Первый – когда режиссер обдумывает идею, тему, материал своего будущего фильма, ибо, в отличие от театральных режиссеров, являющихся интерпретаторами замысла драматурга, режиссер кино в большинстве случаев сам намечает тему, материал, а иногда даже сюжет и жанр будущего фильма.

Марина Ладынина в фильме «Кубанские казаки»

И как уже показал опыт, те кинокартины бывают наиболее удачны и совершенны, сценарии которых пишутся писателями или драматургами в тесном творческом содружестве с режиссером. Этим утверждением я ни в какой мере не собираюсь принизить ведущую роль писателя-сценариста. Нет, я хочу только сказать, что многолетний опыт режиссерской работы, практика создания целого ряда кинокартин убеждают меня в том, что кинорежиссер является несравненно более самостоятельно мыслящим художником, чем режиссер театра. Его интерпретация единственна, неповторима. И выбор темы, идеи будущего произведения по праву должен принадлежать ему.

В 1939 году, ободренный успехом картин «Богатая невеста», «Трактористы» и не желая долго простаивать, я взял для своей следующей постановки предложенный мне руководством киностудии готовый сценарий талантливого писателя Павла Нилина «Любимая девушка» и поступил, как впоследствии оказалось, опрометчиво… Доверившись авторитету писателя и увлекшись образным языком его произведения, я в производственной спешке не совсем разобрался в идейной сущности этого сценария, не увидел поверхностного скольжения по важной теме и целый ряд принципиальных ошибок, за что и был наказан. Фильм получился посредственный… Затрагивая ряд морально-бытовых проблем, волнующих нашего молодого зрителя, он не давал никакого решения этих проблем. В результате получился выстрел вхолостую, так как фильм остался в стороне от тех жгучих и насущных вопросов, которыми в то время жила, да и поныне живет, наша молодежь.