Во времена той войны командный состав по обе стороны фронта был обучен «континентальному» стилю ведения сражения, подобному шахматам: войска в строю перемещали по ровному полю, притом что самым малым соединением был батальон численностью в сотни человек. Подобный стиль ведения войны был оправдан на плодородных равнинах Центральной Европы. Но на фронтах Саво ситуация была иной. В описании местности, которое дал Фаддей Булгарин, поляк по происхождению, служивший в русской кавалерии, восхищение смешивается с ужасом: «Финляндия, ‹…› состоит из бесчисленного множества озер и скал, в некоторых местах довольно высоких, как будто взгроможденных одна на другую и везде почти непроходимых. Небольшие долины, между скалами, завалены булыжником и обломками гранитных скал, и пересекаемы быстрыми ручьями, а иногда и речками, соединяющими между собою озера. Некоторые долины заросли непроходимыми лесами»[7].

Понятное дело, что традиционная военная наука, предполагающая фронтальные атаки и кавалерийские маневры, для такой местности не подходит. За годы службы Сандельс всесторонне ознакомился с условиями Восточной Финляндии и искусно применял разработанные в кадетском корпусе Хаапаниеми тактические приемы «свободной войны». Ему, к примеру, удалось замедлить продвижение русских войск с помощью небольших стрелковых отрядов, которые атаковали с флангов. Булгарин проклинает местных крестьян, которые, по его словам, были «самые опасные наши неприятели в этой неприступной стране: ‹…› Нельзя было свернуть в сторону на сто шагов с большой дороги, чтоб не подвергнуться выстрелам, и это ‹…› препятствовало распознавать местоположение».

Но куда большую проблему, чем отдельные стрелки, для русских представляло снабжение. Со времен Петра Великого были определены нормы солдатского довольствия, помимо еды включавшие 3,2 л пива. На деле такие пайки солдаты видали разве что во сне. Воевать приходилось голодными, и пива со стороны Петербурга тоже не подвозили. Недостачу усугубляло то, что шведским отрядом удалось отбить немало русских обозов. Из них забирали столько зерна и спиртного, сколько могли, а остальное уничтожали, например опрокидывая в озеро. Поэтому, чтобы не умереть с голоду, русским солдатам приходилось добывать продукты у местного населения. Булгарин вспоминает, что у крестьян солдаты получали хлеб, молоко, сушеную или соленую рыбу и некрепкое пиво.

По обе стороны фронта офицеры соблюдали одни и те же нормы этикета, позаимствованные у французского королевского двора. Французская революция и республиканские идеалы еще не оказали воздействия на их картину мира. Сословное деление было нерушимо. В период контрнаступления Сандельса в мае – июне 1808 г. русские офицеры не могли вести фронтовую жизнь в условиях, соответствовавших их положению, поэтому их возвращение в Куопио было радостным. Хотя продовольственный склад был утрачен, все городские кладовые Сандельс опустошить не мог. По воспоминаниям Булгарина, дом купеческой жены, где он был на постое, ломился от еды, прохождение которой по пищеводу облегчали кофе, вино или пунш. Употребление ячменных напитков, судя по всему, не входило в этикет русских офицеров.

В Тойвала, на расстоянии десятка километров от Куопио, дела обстояли иначе. В лагере Сандельса также имелись привезенные из-за границы вина для офицерского состава, но в повседневной жизни полковник пил то же пиво, что и его солдаты. Это по-своему укрепляло доверие между саволакскими егерями и их командиром. Полковник был плоть от плоти и кровь от крови своих солдат – и точно так же испытывал жажду. Поскольку солдатская пища с целью улучшения хранения крепко засаливалась, питья, естественным образом, требовалось много. Поэтому шведская корона и определила в качестве минимальной ежедневной нормы на человека один кувшин (2,6 л) пива или кваса.

И речь шла именно о пиве, хотя вокруг лежала «страна тысячи озер». На хуторах в качестве питья покупали и простоквашу, однако ячменный напиток был рекомендован всем вплоть до Верховного командования. Письмо Шведской военной коллегии рейхсмаршалу Густаву Горну от 1655 г. сообщает: «Солдатам, разумеется, надлежит выдавать для питья достаточно пива или же довольно денег для приобретения оного, дабы им в противоположном случае не пришлось пить воду и через это впасть в болезни и потерять силы, тем самым нанеся ущерб Его королевскому Величеству и короне». Правило действовало и на Русско-шведской войне. Когда сотни людей неделями живут в лагере на берегу озера, справляя естественные надобности где придется, нельзя ожидать, что прибрежные воды сохранят чистоту. Начиная с осени 1808 г., когда наряду с истощением продовольственных запасов стало заканчиваться и пиво, а иммунитет солдат был ослаблен из-за скудного пайка, начались эпидемии. Лазареты заполнялись главным образом из-за дизентерии, которая распространялась через грязную воду. В Русско-шведской войне болезни погубили больше солдат, чем полученные в боях раны.

Когда основные силы шведской армии потерпели поражение в Западной Финляндии, отступать из Тойвала в конце сентября 1808 г. пришлось и Сандельсу. По окончании перемирия 27 октября 1808 г. он с 2000 солдат занял оборонительную позицию у реки Кольонвирта, что в Иисалми, и принял удар шеститысячного русского отряда под предводительством Тучкова. Хотя Сандельсу удалось остановить превосходящие силы русских, победа не повлияла на итоги войны. Неудача основных сил в Остроботнии заставила саволакских егерей отступить к Оулу.

Рунеберг увековечил сражение при Кольонвирта в трех стихотворениях. Одним из них является произведение «Свен Туува», которое на самом деле основано не на реальных событиях. Рунеберг, как ученый муж, владевший древнегреческим и латинским, создал для финнов подходящего героя, взяв за образец римлянина Горация Коклеса, который во времена войн римлян с этрусками дал жизнь выражению «сжечь за собой мосты» – по легенде, он поджег за собой мост и сражался один со множеством врагов, пока, по одной версии, не упал в реку вместе с обрушившимся мостом, а по другой – не прыгнул в поток и не переплыл на другой берег к своим.

Куда ближе к реальным событиям стихотворение о лейтенанте Зидене, который пал в бою при Кольонвирта, когда повел в контратаку против прорвавшихся на мост русских поредевший до батальона Ваасский полк, прибывший в подкрепление саволакским егерям.

Третье стихотворение посвящено Сандельсу: «Сидит себе в Партала он за щедро накрытым столом, войска он в бой поведет, как час пополудни пробьет» и так далее – уговаривая при этом трапезничающего с ним пастора отведать еще мадеры, гусятины, подливы, телятины и других яств. Когда с передовой донесся пушечный грохот и стрельба из мушкетов и посыльный влетел с вопросом «Какой мне дадите приказ?», Сандельс отвечает ему: «Такой, что извольте присесть, тарелку просите подать, вам нужно спокойно поесть – и бокал не забудьте поднять».

Без сомнения, Рунебергу удалось запечатлеть Сандельса в народной памяти в качестве гурмана, хотя из поданных в Партала блюд он не упоминает ничего, кроме лосося (который деликатесом не считался, поскольку в изобилии водился в водах Восточной Финляндии), подливы, гусятины и телятины. Из напитков упоминаются мадера, «Марго», то есть, судя по всему, французское красное марки Château Margaux из провинции Бордо, и женевер, который Каяндер переводит на финский как «глоток крепкого».

Архивы не сохранили сведений о меню Сандельса в Партала, но выбор напитков, которыми угощали важных гостей, вполне мог соответствовать описанному поэтом. При снабжении армии напиткам для офицерского состава придавали большое значение. Известно, например, что корабль галеас Fyra bröder доставил в августе 1808 г. через Ботнический залив дополнительные запасы портвейна и бордо. Но версия Рунеберга относительно того, что Сандельс опоздал к началу боя из-за желания покушать и разницы между часовыми поясами, является вымыслом от начала и до конца. Разумеется, Сандельс знал, какое время показывают русские брегеты и когда должно завершиться перемирие. И хотя в начале боя полковник на передовой не появился, это было частью его победоносной тактики. Сандельс пошел в контратаку только тогда, когда русский авангард форсировал реку по мосту. А уж позавтракал он задолго до этого.

Во время отступления, последовавшего после победы при Кольонвирта, Сандельс еще раз проявил умение адаптироваться к обстановке. Когда не было возможностей пировать в соответствии с общественным положением, полковник довольствовался солдатским пайком. По описаниям современников, Сандельс недоедал вместе со всеми и, подобно всем прочим офицерам, ел сваренную на воде кашу на завтрак, обед и ужин.

В последний раз Сандельс проявил себя в Русско-шведской войне в обстоятельствах более примечательных, чем трапеза из каши на воде. Он пригласил офицеров на торжественный ужин, который устроил 5 июля 1809 г. в окрестностях города Умео, куда отступили остатки шведской армии. Звенели бокалы, и столовое серебро звякало о фарфор. Когда посыльный принес весть об атаке русских, полковник впал в ярость. Как вспоминают современники, ничто не раздражало Сандельса больше, чем необходимость прервать праздничную трапезу. Родина, однако, звала. Битва при Хёрнефорсе закончилась поражением шведов, и остатки полковничьего ужина в одноименном поместье достались на завтрак русским офицерам. Возможно, именно этот прерванный ужин в Хёрнефорсе и вдохновил Рунеберга на стихотворение «Сандельс» с описанием обеда в Партала.

Сандельс успешно продолжил карьеру и после Русско-шведской войны. В 1813 г. он участвовал в Лейпцигской битве народов против Наполеона, стал президентом Военной коллегии и в 1818–1827 гг. был губернатором Норвегии. Звание маршала ему присвоили в 1824 г., и он стал последним шведом, который удостоился этого звания. Сандельс, которого считают, особенно в британской военной историографии, одним из наиболее прогрессивных военных тактиков Северной Европы, скончался в 1831 г. в Стокгольме в возрасте 67 лет. Любители военной истории или ценители кулинарии и пива могут, будучи в Стокгольме, посетить могилу военачальника в церкви Святой Клары.