Другой главной целью, которую преследовала регламентация моды и которую часто и не думали скрывать, была защита родной индустрии против иностранной конкуренции драгоценными материями и вышивками, как-то: бархатом, шелком, вуалями, вышивками серебром, мехами и т. д. Запрещение носить и обрабатывать подобные материи не редкость в таких городах и в такие эпохи, когда цехи отличались силой и держали в своих руках городское управление. Подобные указы всегда проводились в жизнь тем энергичнее, чем безусловнее была власть господствующего классами наоборот: они тем более игнорировались, чем заметнее другие классы подточили власть командующей группы, ибо непокорность угнетенных классов по отношению к старому и к традиции обнаруживается прежде всего в костюме. Цехи же, предвидевшие грядущий переворот задолго до того времени, когда он сделался историческим фактом, старались всеми силами сохранить старину, ибо на ней покоилось их экономическое и политическое могущество. Сообразно узкому горизонту своих интересов они хотели регулировать своими указами жизнь горожан даже в ее мельчайших подробностях.
Из означенных двух факторов, породивших главным образом регламентацию костюма, вытекают совершенно логически и те два факта, которые необходимо здесь упомянуть. Это, во-первых, многочисленные оттенки, которые принимала мода в населении различных городов, и, во-вторых, прямо противоположная черта, тот совершенно бесспорный факт, что эти указы в других местах, очевидно, оставались только на бумаге, что видно из наблюдаемого нами постоянного их возобновления. Другими словами, все понимали истинную причину и действие морального негодования. В морали городских властей обнаруживался прежде всего их классовый интерес, который они при этом могли успешно охранять лишь до тех пор, пока обладали никем не оспариваемым политическим могуществом.
Так как благородство костюма возрастало в той же мере, в какой увеличивалось декольте, и так как, с другой стороны, обнаженная грудь считалась высшим украшением женщины, то господствующие классы присвоили эту привилегию только себе. Женщины из простонародья не имели права показать, что и их грудь может быть «благородного свойства». Вот почему многочисленные запретительные указы имели в виду как раз декольте. Там, где господствовала знать, они были обязательны для всего бюргерства, там, где власть находилась в руках городского патрициата, они были обязательны для жен ремесленников.
Что мода служила средством классового обособления, ясно видно из указа французского короля Генриха III, указа, возобновленного им в 1576 году. Между тем как в дворянстве декольте было чрезвычайно распространено, «священный» ородонанс запрещал людям незнатного происхождения узурпировать костюм знати и превращать своих жен в «барышень».
В тех случаях, когда угроза карой за роскошь в костюме не приводила к желанным результатам, что, как нам достоверно известно, бывало неоднократно, прибегали к следующей утонченной мере, которая также встречается нередко: проститутки исключались из закона и им даже вменялось в обязанность ношение запрещенного костюма. Таким путем мечтали, по-видимому, дискредитировать роскошь, удержать женщин от употребления запрещенных частей костюма боязнью сойти за проститутку или бесчестную особу. Такая мера встречается в регламентации, изданной в 1353 году в Цитау: «Пусть судебные заседатели следят за тем, чтобы ни женщины, ни девушки не носили капюшон, за исключением публичных женщин»: последним власти разрешают и даже предписывают носить такое «украшение».
Иногда прибегали сразу к обеим мерам: к дискредитированию моды и к угрозе кары. Так поступил венецианский Высокий Совет в указе XVII века: «Только публичным женщинам разрешается ходить и посещать церкви в оголенном виде. Каждый супруг должен был бы удержать жену от такого оголения, иначе он обязан заплатить несколько сот дукатов, без различия, благородного ли он происхождения или нет».
Но, по-видимому, и дискредитирование той или другой моды не приводило к желанному результату, как видно из постоянного возобновления подобных указов.
Из всего этого следует, что стремление публично выставлять напоказ свою красоту настолько вытекало из внутренней сущности эпохи, что предпочитали лучше подвергаться моральной опасности, чем скрыть свою красоту, которой гордились более всего. И в самом деле, это стремление обнаруживалось тем необузданней, чем более проникал в жизнь новый экономический принцип. Если же, начиная со второй трети XVI века, в продолжение нескольких десятилетий обычай глубокого декольте и вместе с ним роскошь в костюме пошли на убыль, преимущественно среди немецкого бюргерства, то это объясняется в конечном счете не этими указами и не влиянием реформации, как думают многие историки, а тяжелой экономической депрессией, обнаружившейся тогда повсеместно и вынуждавшей массы к самоограничению в этой области.
Какой бы откровенности и смелости ни достигала женская мода в обнажении груди – ей ни в чем не уступала в этом та особенность мужской моды, которая отличает Ренессанс от всяких других эпох. Здесь речь идет о том, что немцы называют Latz (клапан, нагрудник), а французы – braquette (передник). Эта подробность придает мужской моде Возрождения в наших глазах поистине чудовищный характер.
Чувственному характеру эпохи Ренессанса как нельзя более отвечала та черта, что как женщина, так и мужчина открыто обнаруживали то, чему их век придавал наибольшую ценность. Никто не находил странным, что мужчина и женщина такими грубоватыми средствами действовали один на чувства другого. А чувства мужчины и женщины оставались отнюдь не равнодушными к этим возбудителям, а приводились ими в постоянное волнение. Литература Ренессанса богата доказательствами того, что чувства мужчины воспламенялись глубоко обнаженной грудью женщины, что эта часть тела всегда прежде всего увлекает и соблазняет его. Нетрудно обосновать документальными данными и тот факт, что женщины не менее воспламенялись демонстративно подчеркнутой энергией мужчины.
Так как это взаимное действие – неоспоримый факт, то обе эти черты представляют собой классические документы моды в пользу вторичного открытия физического человека, в котором заключалась задача и цель нового воцарившегося в мире экономического уклада. Обе эти черты, разумеется, только части общей картины Ренессанса, но они принадлежат к числу тех, которые позволяют разоблачить истинную сущность века. Они его магистральные линии.
3. Любовь и брак