— Но если человек сумасшедший…

— Ему не надо таковым выглядеть, — объяснил Джад. — На каждый очевидный случай ненормальности приходится минимум десять недиагностированных.

Мак-Гриви изучал Джада с явным интересом.

— Вы много знаете о человеческой натуре, не так ли, доктор?

— Такой вещи, как человеческая натура, не существует, — сказал Джад. — Точно так же, как и животной натуры. Попробуйте уравнять кролика с тигром. Или белку со слоном.

— Вы давно практикуете психоанализ? — спросил Мак-Гриви.

— Двенадцать лет. А что?

Мак-Гриви пожал плечами.

— Вы симпатичный парень. Бьюсь об заклад, что пациенты, во всяком случае многие из них, влюбляются в вас, а?

Глаза Джада заледенели.

— Не понимаю, куда вы клоните…

— Да бросьте, доктор. Конечно, понимаете. Оба мы неглупые люди. Педик приходит сюда и находит симпатичного молодого доктора, которому можно излить душу, — голос полицейского становился все более интимным. — И вы хотите сказать, что за три года на вашей кушетке у Хенсона не было маленького стояка на вас?

Джад посмотрел на него без выражения:

— Это и есть ваша идея о неглупом человеке, лейтенант?

Мак-Гриви не пошевелился.

— Это могло быть. И я скажу вам, что еще могло случиться. Вы сказали Хенсону, что не хотите больше его видеть. Может, это ему не понравилось. Он привык к вам за три года. Вы подрались.

Лицо Джада потемнело от гнева.

Напряжение разрядил Анжели.

— Может, вы знаете кого-нибудь, у кого была причина его ненавидеть, доктор? Или кого ненавидел он сам?

— Если бы такая персона существовала, — сказал Джад, — я бы вам сказал. Думаю, я знал о Хенсоне все, что было можно. Он был счастлив. Не питал ненависти ни к кому, и я не знаю, кто бы мог ненавидеть его.