Я не злилась на Рэйдена, он все правильно делал, привязывал к себе женщину, которую любил, шел до конца, выполняя задуманные цели. Он истинный и расчетливый правитель.

Да только каждая мысль об Армане загоняла меня все дальше в телесную слабость, и я не хотела выздоравливать… Болталась на грани яви и сна, ничего не ела и просила оставить меня в покое.

Каждое утро заходила бабушка, проверяла стигму, что плотно впечаталась в мою кожу и немного потемнела за эти дни. Серебристые лучи, мерцающие раньше, черными полосками разлеглись на ключицах и заползли щупальцами на шею, обжали ее, угрожая задушить. Так и будет, она сомкнется и сломает мне хребет, если я не сделаю выбор.

Придворный маг Энол заходил с отцом вчера вечером. Он шепнул королю, что на восстановление больше нет времени, и папа, уходя, тихо приказал компаньонке готовить меня к торжеству.

Ночь почти не спала — глаза пекли, горло сдавливало. Я задыхалась, крутилась в мокрой постели и прижимала ладони к стигме — взывала к ней, умоляла ее разломаться, уйти, исчезнуть, но с первыми лучами миасса метка по-прежнему горела на груди теперь уже серо-черным пятном с тонкими кровавыми ниточками, распускающимися по всему телу.

Это конец… Я не могу больше оттягивать.

Платье было легкое, из лурийского шелка, в один слой, туфельки на плоской подошве, а волосы перевязали белой лентой, как положено невестам в Ветроне. Я не смотрела на себя в зеркало, сидела, придерживаясь за руки слуг, и пыталась просто дышать.

— Пора, доченька, — тихо и как-то виновато сказала мама, подошла ближе и присела рядом, опустившись передо мной на колени. — Оставьте нас на минутку, — попросила слуг.

Комната быстро опустела.

— Мам, — прошептала я сухими губами, пытаясь остановить ее жалобную речь. — Не нужно. Я все понимаю.

Королева приложила ладонь к моей щеке, поднялась немного и прикоснулась лбом к моему лбу. Легкая прохлада прокатилась по телу, встряхнула, прибавив совсем чуточку сил. Мамина магия успокаивала, обнимала плечи, окутывала живительной влагой.

— Поможет ненадолго, Ли, но хотя бы сможешь дойти. Это не лечение, но такие вещи и не вылечить, — пояснила мама, слабо улыбаясь. — Детка, скажи… Что я могу для тебя сделать, чтобы помочь?

— Если я… — сглотнула. — Не выдержу… Если все-таки упаду… Мам, похороните меня рядом с Арманом.

Ресницы мамы дрогнули, в ясных глазах закрутилась синяя вьюга.

— Отец будет против, — выдохнула она.

— Ты сумеешь его убедить, — я потянулась и, схватившись за ее плечо, очень медленно поднялась на ноги. — Времени у меня почти нет, мам… Нужно идти.

За нами с тихим шелестом одежды шли компаньонки и стража, не оставляя нас наедине ни на секунду.

Струнные затянули тоскливую мелодию, стоило нам появиться в длинном, обставленном цветами, проходе храма Эстриер. Я не видела лиц и не понимала, сколько гостей на церемонии, но чувствовала, что зал забит. Тысячи глаз царапали меня по лицу, голоса перешептывались, гудели, ахали. Хорошо, что вуаль мешала им увидеть, насколько ничтожна сегодня невеста.

У высокой вазы с эртинскими редкими розами меня ждал папа. Красивый, высокий, надежный… и мрачный, будто не замуж дочь выдает, а хоронит ее. Так и есть. Вместе с этим выбором я умираю и больше никогда не оживу.

Вложила холодные пальцы в крупную горячую ладонь и оперлась на его другую руку.