– Вот и славно, трам-пам-пам! – пропел я, подходя к окну. Сегодня понаблюдаю отсюда за парком Коха, глядишь, чего и высмотрю.
Через полчаса фриц завозился на полу, пытаясь очухаться, поэтому я, сначала пригрозив, вытащил кляп и принялся его допрашивать. Узнал главное, майор командировочный, друзей тут в Кенигсберге у него нет, в квартиру никто не придет. Это для меня было важным, так как я намеревался провести тут день. На вопрос о том, кто я такой и оставлю ли ему жизнь, ответил просто:
– Поможешь мне, останешься жить.
– Чем я могу помочь? Что вы вообще хотите сделать?
– О, я
– О ком вы говорите? – не понимал меня майор.
– Ты ведь из связистов, я правильно понял? – спросил я, перебив немца.
– Так точно. Был на Восточном фронте, но получил ранение в Москве, здесь нахожусь на излечении. – Смотри-ка, у немчуры связистам железные кресты дают, однако!
– Считай, что поправился уже! Ха, в Москве его ранили, – засмеялся я. – Хрен вам, гады, а не Москва! Вы уже бежите от нее, как от огня. Москва!
– Но вермахт все равно будет там, это временные трудности… – начал было фриц.
– Ты что, совсем дурак? – спросил я.
– Вы варвары, – он повел носом, словно хотел указать на меня, – нормальные страны уже сдались бы и прекратили эту бойню…
– Ты мне, сука, про варваров говоришь? А знаешь ли, кто твой сосед? Тот, на сад которого у тебя балкончик выходит.
– Господин Кох, гауляйтер рейхскомиссариата Украина, – чуть ли не задрав нос, проговорил майор.
– Ага, я в курсе, – кивнул я, – а то, что он народ, обычных людей, гражданских, десятками тысяч расстреливает, нормально?
– Нам необходимо жизненное пространство. Вы сами виноваты. – Я аж подавился от такой наглости. – Уходили бы себе на север, где вам и место, а земли Белоруссии и Украины будут принадлежать рейху!
– Хрен вам по всей морде! – выплюнул я злобно. – Да, мы еще учимся воевать, но скоро вашему вермахту конец. Сломаем так же, как и всегда ломали всех желающих нас завоевать. Еще пара лет, и вы по-другому запоете, но будет поздно. Не надо было будить русского медведя, тем более таким крысам, как вы!
– Это все большевистская пропаганда, можете не утруждать себя, у нас, истинных арийцев, на нее иммунитет! – Удар открытой ладонью в ухо свалил немца на пол. Тот стал крутиться от боли, но руки были связаны и дотронуться до больного места он не мог.
– На это у тебя тоже иммунитет? – усмехнулся я, вновь вставляя кляп в рот немцу, а то тот уже орать хотел. – Лежи тихо, тогда не будет больно. Вот немцы, что вы за народ, понимаете только удар в ухо. Вот и с вашим гнилым вермахтом будет то же самое. Так дадим, что запаритесь отмахиваться. – Скорее всего, последние слова фриц не понял, я еле подобрал аналоги на немецком, но мне было по фиг, что он понял, а что нет.
Немец внял моему совету, правда, не сразу. Боль была сильная, я не сдерживался. От такого удара могут и перепонки лопнуть, но у майора, кажется, крови из ушей не текло. Усевшись возле окна – передо мной была красивая занавеска, укрывавшая меня от взгляда с улицы, – я принялся наблюдать. Жаль, бинокля нет, даже у фрица его не оказалось. С этой стороны дома был только сад Коха, поэтому прохожих здесь не было и меня ничто не отвлекало. Деревья уже прилично покрыты зеленью, разглядеть дом было трудно. Точнее, дом-то я еще вижу, а вот что происходит за окнами, увы, нет. И тут, спустя всего пару часов наблюдений… Твою же маман, почему я без винтовки?! Под тень деревьев вышла целая процессия. И сам гауляйтер, и какие-то напыщенные петухи, наверное, это и есть шишки из Берлина… Мама дорогая, ну почему так не вовремя?