Как это было, Пол не может вспомнить до сих пор. Из их четвёрки выжил только Пол. Он вышел к капитану Попову практически голый, в крови – с ног до головы. В одной руке сломанный штык-нож, в другой – малая саперная лопатка с намотанными на ней кишками. Попов отпаивал его спиртом, тщетно вызывал хоть кого-нибудь по рации.
Их было только двое в этом блиндаже, с просевшем перекрытием – «накатом», по которому проехал тяжёлый танк с крестом. Васильев вызывал по рации молчащую «Аризону», Пол смотрел со злостью на проходящие мимо танки с крестами, на пятнистые силуэты эсэсовцев.
И тут рация ответила:
– Омаха, назовись!
– Капитан Попов! Кто вышел на связь?
– Капитан, это Медведь. Обозначь себя, а то зашибём!
Попов кричал координаты, затем радостно прыгал. Пол не понимал, чему он радуется.
– Егеря! Понимаешь, Паша! Егеря! Наши!
Появление егерей не было эффектным, но было – эффективным. Танки с крестами загорались и взрывались один за другим. Немцы бежали от редкой цепочки таких же пятнистых солдат, что двигались по полю боя перебежками, то и дело залегая и прикрывая друг друга огнём. И они все поголовно были вооружены скорострельным оружием. Автоматические и самозарядные карабины. Ручные пулемёты – у каждого пятого. И откуда-то из-за их спин били орудия безбашенных танков, «самоходов» по-русски, расчищая путь егерям.
Эти егеря тоже были сумасшедшие. Тоже постоянно улыбались, как безумцы.
А потом Пол чуть ещё раз не свихнулся – появилось
– Ура!
Попов бросился наперерез, Пол увернулся от него приёмом из футбола. Егеря тоже бежали его ловить, но
Чёрный панцирь сполз с головы монстра, обнажив лицо и белые глаза:
– Безумству храбрых поём мы песню! Остановись, глупец! Я – Медведь. Как твоё имя?
– Пол Турбин.
– А как бабушка назвала?
– Павел Турбин.
– А где Попов?
– Я! Товарищ генерал-лейтенант!