В двенадцать ноль-ноль бледный Гурко докладывал секретарю райкома:
— Сбежали они, товарищ Спивак! Через окно сбежали!
— Как сбежали? Куда?
— В лес, больше некуда! Я там поблизости все обшарил. А только в таком лесу разве найдешь?! Я их аукал-аукал! В ответ только листочки посмеиваются.
— Посмеиваются? Ты у меня плакать будешь! Сейчас же обратно! Я найду их! На мой голос Юрась откликнется!
ОДНИ В ЛЕСУ
Они слышали, как долго и упорно звал их Спивак. Потом взвыл мотоцикл, и мальчики остались одни.
В лесу все было таким обычным, мирным, знакомым, что события этого утра казались наваждением.
— Что теперь делать? — начал осторожно Владик. — Не верю я про дядю Тиму. Тебе просто померещилось… издали. Товарищ Спивак врать не будет, — дядя Тима на фронте…
— Как же мы станем жить в лесу? Еды у нас нет… денег нет.
— Хлеба на несколько дней хватит. Сало есть…
— А когда съедим хлеб и сало? Тогда что?
— "Что, что"! К тому времени мы фашистов разобьем!..
— Это верно…
Опасаясь возвращения Спивака, мальчики отсиживались в шалаше. Голодные, измученные, они перебрались в дом, когда уже стемнело.
Пока Юрась разжигал примус, Владик возился с батарейным приемником.
— Спорить буду! — сказал Владик. — Сейчас передадут, как наши бьют немцев!
Сквозь хрип и свист прорвался знакомый голос московского диктора:
"Сообщение Советского Информбюро. В течение двадцать четвертого июня противник продолжал развивать наступление…"
Взгляды мальчиков встретились.