— Выше! Выше!

И тут мальчики увидели на хвосте самолета черную свастику.

— Фашистский! Немец!

Юрась не верил своим глазам. Это было невероятно! Фашист летит над лесом, над его родным лесом, — летит, ничего не боясь. А солнце светит, и так же весело бежит ручей, и жужжание золотистой пчелы сливается с удалявшимся гулом фашистского самолета. Да уж не почудилось ли им все это? И взрыв и свастика на хвосте самолета!

— Смотри! Смотри! — испуганно закричал Владик. — Парашютисты!

В небе распускались маленькие белые парашюты и застывали в воздухе. Нельзя было понять, откуда появляются эти белые купола. Вдруг они начали расплываться, превращаясь в бесформенные облачка, и вскоре исчезли совсем.

— Это не парашютисты. Так рвутся зенитные снаряды. Я в кино смотрел. Идем скорее!

Узкая лесная стежка привела их на большак. Скоро они увидели колокольню гладовского собора.

— Сейчас будет стадион, потом хлебозавод, а там и город, — объяснял Юрась. — Стадион у нас новый. На пятьсот человек!

Они подошли к окраине города. Юрась не сразу узнавал знакомые места. Стадион, где он с отцом смотрел первого мая футбольный матч, был разрушен. В центре поля зияла огромная воронка, трибуны снесло взрывной волной.

— Гарью пахнет, — сказал Владик.

В воздухе медленно плыли черные хлопья сажи и бесшумно опускались на землю.

— Пойдем!

Почти сразу за стадионом начинался город. По улицам тянулись люди. У всех за плечами были котомки. Многие женщины несли на руках малышей. Поскрипывали детские коляски, груженные узлами. Все шли молча, торопливо, точно боялись куда-то опоздать.

— Куда они идут?.. Узлы тащат какие-то…

Ребятам не приходило в голову, что жители Гладова спасаются от немцев. Юрась и Владик не сомневались: фашистов разобьют со дня на день.

В центре города Юрася кто-то окликнул. Это был начальник гладовской милиции Гусаров. Он любил охоту и частенько приезжал в лес, к Тимофею Петровичу. Гусаров был неразговорчив, но с лица его никогда не сходила улыбка.

Сейчас Гусаров шел такой же хмурый, как все.

— Дядя Костя! — бросился к нему Юрась. — Вы папу видели?

Гусаров скользнул по Юрасю странным взглядом. Были в том взгляде и жалость, и недоумение, и растерянность. Но он быстро отвел глаза в сторону и, следя за плавающей в воздухе сажей, сказал невпопад: