Хочу ли я поговорить? Да. Но доверяю ли я Майклу, не окажется ли это очередной проверкой, влияющей на окончательный результат? Отец предупреждал меня не доверять ему. Мне хочется последовать его совету, но, покинув дом, я все больше убеждаюсь, что не очень похожа на отца.

Майкл дает мне сандвич из корзинки.

– Ну как, держишься? – спрашивает он.

Меня подташнивает от тревоги, но я все-таки заставляю себя впиться зубами в сандвич. Говядина, сыр, свежий белый хлеб – наверное, вкусно. Я машинально глотаю и отвечаю:

– Малахия погиб. Я видела его смерть.

– Я слышал. – Он избегает на меня смотреть. – Мне очень жаль.

Я ему верю. От него исходит сочувствие, и от этого я готова разрыдаться.

– Почему? Почему он умер?

Ядовитый листик. Воткнувшийся в глаз шуруп. Непосредственные причины ясны. Но не они – ответ на вопрос «почему»…

Майкл озирается через плечо, потом советует мне есть, изображать смех и хорошее настроение, иначе кто-нибудь, подглядывающий за нами издали, может заинтересоваться нашей беседой. Я ем, а он рассказывает.

Оказывается, весь процесс Испытания разработал много лет назад отец Барнса, считавший причиной Войны то, что у тогдашних мировых руководителей не было правильного сочетания интеллекта, способности действовать в стрессовых ситуациях и лидерской уверенности, чтобы вывести людей из спирали конфронтации. Он решил, что единственный способ добиться, чтобы Соединенное Содружество не повторило прошлых ошибок, – это проверка будущих руководителей нашей страны, позволяющая выявить обладателей таких качеств, которые не только помогут процветанию страны, но и обеспечат ее народу безопасность. За эти годы многие официальные лица Содружества высказывали сомнения в необходимости настолько суровых наказаний за неудачу на Испытании. Некоторые даже утверждают, что Испытатели подстраивают все для того, чтобы слишком сообразительные, слишком сильные, слишком упорные отсеивались. Ведь такие люди не только будут преданы прогрессу Содружества, но и могут поставить под вопрос его законы и политику. Любой, кто высказывает недовольство Испытанием, либо переводится на удаленную заставу, либо исчезает.

Майкл смеется, как будто сказал что-то очень забавное. Я тоже смеюсь, хотя никогда не слышала ничего менее веселого. Что значит слишком сообразительный, слишком сильный? Вдруг одно то, что я попросилась наружу, превращает меня в бунтарку? У меня кружится голова, тем не менее я продолжаю улыбаться, как будто от этого зависит моя жизнь.

И ведь может зависеть!

Я доедаю первый сандвич и беру второй, потому что в рюкзаке он бы испортился, а мне требуются силы к началу следующего экзамена. Майкл, лежа в траве, наблюдает за мной. Когда сандвичи съедены, он смотрит на часы. Остается всего десять минут свободы.

– Тебе страшно? – спрашивает он, протягивая мне бутылку с водой.

Я делаю глоток, чувствую, как мои эмоции бьются о возведенную мною же стену безразличия. Я киваю. Да, я в ужасе. Стараясь сохранять присутствие духа, запихиваю в рюкзак несъеденные яблоки, апельсины и бублики. Пытаюсь справиться с застежками, но слишком дрожат пальцы. Майкл приходит мне на помощь.

– Не бойся вернуться в Тозу-Сити не первой. Год за годом кандидаты думают, что порядок возвращения имеет значение. Это не так. Будь умницей. Заботься о безопасности. Если выпадет возможность, доверяй своим друзьям из Пяти Озер, но больше никому. Каждый год находятся участники, считающие, что устранение конкурента – лучший способ поступить в Университет. Чаще всего они оказываются правы. Не позволяй им оказаться правыми в этот раз.

Рюкзак застегивается. Я сажусь, мир вокруг меня начинает вращаться, потом чернеет. Последнее, что я помню, – поднимающие меня сильные руки и теплый, ласковый голос:

– Ты умница, Сия. Ты сильная. На твоей стороне такие люди, как я, знающие, что ты можешь победить. Прошу, докажи, что я прав.

А после – пустота.