Зандри тоже рада сменить тему. Мне нетрудно завести с ней беседу про Тозу-Сити, который мы хоть мельком, но все-таки увидели, и про картины, которые она мечтает написать, вдохновившись увиденным. Вскоре вся наша группа уже обсуждает то интересное, что успело броситься нам в глаза вдали от дома. Вся, кроме Томаса. Он улыбается и делает вид, что слушает, но по его взгляду видно, что его мысли далеко. Неужели он не выдержал давления и провалил первый же экзамен? Я пытаюсь привлечь его внимание и безмолвно задать вопрос, который не может прозвучать вслух, но он не отрывает взгляд от лимонного пирожного на своем блюдце.

Нам разрешают побывать в наших комнатах и там воспользоваться туалетом. Я снова считаю кукурузные лепешки: их по-прежнему девять. Потом приходит время для следующего письменного теста. На всех столах лежат свежезаточенные карандаши. Нам раздают новые вопросники. Теперь буклет называется «Математика». Испытатель слово в слово повторяет то же, что говорил перед первым экзаменом: про воду, туалет и продолжительность экзамена. Снова с потолка опускается таймер, и все открывают свои буклеты. Моя работа протекает под аккомпанемент скрипа грифелей по бумаге и визга ластиков, стирающих неправильные цифры.

Если я быстро справляюсь с примером, то перепроверяю его на тот случай, если он не так прост, как кажется. Если задача требует, наоборот, слишком много времени, то я чувствую, как летят секунды, как на следующие задачи остается его все меньше. Не хочется оглядываться на класс – вдруг кто-нибудь сидит спокойно, сложив перед собой руки в знак готовности? Впереди у меня еще три страницы примеров и задач, когда раздается звонок. У меня падает сердце. Столько всего не решено! Я уверена, что провалилась.

Испытатель передает нас сопровождающим. Я хватаю свой рюкзак, борясь с желанием взмолиться о дополнительном времени. Наша школьная учительница мисс Йорген, наверное, согласилась бы с этим. Ей нравилось, когда мы проявляли прилежание и упорство. Но здесь нужны только результаты.

Нам дают полчаса, чтобы привести себя в порядок в комнатах перед ужином. Я бы предпочла плюхнуться в постель и укрыться с головой вместо того, чтобы есть и общаться. А тут еще Райм, выглядящая так же свежо, как с утра. Мне достаточно одного взгляда в зеркало для подтверждения того, что и так известно: у меня вид хуже некуда!

– Как дела? – спрашивает Райм со сладкой улыбкой. – Историческая часть показалась мне простоватой, а тебе?

Я вспоминаю нетронутую последнюю страницу и небрежно пожимаю плечами.

– По-моему, они ничего не упустили.

– А математическая длинновата. Хотя тому, кто не знает дифференциальных уравнений, здесь вообще не место.

Эти вычисления были в середине. Хорошо, что она говорит о разделе, с которым я успела справиться.

Райм берет тарелку со своими лепешками и предлагает мне. Я отрицательно качаю головой, она ставит тарелку и как ни в чем не бывало продолжает щебетать.

– Я ждала более сложных заданий. Как еще отсеять тех, кто попал сюда по ошибке?

Мне трудно вынести ее сочувственную улыбку. Не вызывает сомнения, кого она считает первой кандидаткой на вылет.

Когда нас зовут ужинать, я облегченно перевожу дух. Почти машинально наполняю тарелку первым, что попадается под руку, и сажусь рядом с Томасом. Наши земляки еще не появились. Томас через силу улыбается мне. У него усталый вид. Такую же уставшую физиономию я видела несколько минут назад в зеркале.

– Как все прошло? – спрашивает он.

Вокруг дребезжит посуда и приборы, кто-то смеется, кто-то повышает голос, чтобы перекричать шум. Одни хвастаются своим интеллектом, другие сетуют на злую судьбу. Нас никто не услышит, и я решаюсь сказать правду.

– Я не успела ответить на все вопросы.

Его улыбка становится шире, он ерошит себе волосы.

– Ух, я-то думал, я один такой. Непонятно, как можно столько нарешать всего за четыре часа! К концу математической части я боялся, что у меня мозги расплавятся!

Я смеюсь, чувствуя облегчение. Раз уж умница Томас не решил всего, то вряд ли его кто-то обошел.