– Я задала тебе вопрос.

И отвечать на этот вопрос он уже давно устал:

– Нет, не принес.

Не обращая внимания на ругательства, которыми осыпала его мать, юноша уложил в шкаф хлеб, фиги, вяленую баранину и картошку. В треснувшую миску на столешнице сложил апельсины. Затем обернулся и прервал поток ее брани.

– Я принес бы тебе денег… если бы ты не тратила все до последней монеты на аподрази.

– Да что ты знаешь! – Самодовольно ухмыльнувшись, она отбросила со лба седеющие пряди. – Вот твой отец понимает, что мне нужно!

– Неужели?! – сжав кулаки, выкрикнул Себастиан. В ушах загудело. – То-то у тебя никогда нет еды, кроме той, что раз в неделю приношу я!

Отпрянув, мать согнулась и зашарила рукой под диваном. Потом выпрямилась, держа трубку и крошечный стеклянный пузырек, в котором на донышке переливались всеми цветами радуги капли аподрази. Бормоча что-то себе под нос, она вытряхнула капли из пузырька в трубку и потянулась к свече. Когда женщина увидела, что свеча догорела и трубку разжечь нечем, она встревоженно обернулась к сыну.

Мгновение он смотрел на ее искаженные мольбой черты, чувствуя, как к горлу подбирается тошнота. Внезапно его осенило:

– Тиг дает тебе аподрази в счет платы отцу, ведь так?

Она протянула к нему дрожащую руку:

– Дай свечу!

Он с трудом разжал кулаки и сделал глубокий вдох, разрывая пояс напряжения, который до боли стискивал ему грудь. Стерев все видимые признаки пожирающего его гнева, Себастиан приблизился к матери. В нос ударил кислый запах давно не мытого тела, смешанный с горькой вонью дешевого табака и приторно-сладким ароматом аподрази.

– Тебе нужна помощь, – тихо произнес он. – Другой дом, подальше отсюда. Нужно время, чтобы избавиться от наркотика и начать новую жизнь. Ты прячешься в облаке дыма вместо того, чтобы искать истинного спасения.

Скривившись, она ответила, в горьком гневе выплевывая слова:

– Мне? Спасаться? Как ты? Или как Пэрриш? Бросили меня!

Он закрыл глаза и распрощался с надеждой хоть раз – один только раз! – услышать от нее что-то осмысленное.

– Я вернусь через неделю. Не забывай есть.

– А как же свеча? – Мать слезла с дивана, исступленно крича ему вслед: – Себастиан! Дай мне свечу! Прошу!

Он захлопнул дверь и отгородился от неистовых воплей, которые неслись вдогонку. Руки снова сжались в кулаки. Почему, почему после каждой встречи с матерью у него так паршиво на душе? За восемнадцать лет пора бы привыкнуть. Почему его сердце до сих пор так отчаянно жаждет материнской любви?