Хотя, вроде уж экопарку, как частичке природы, оттого что исчез постоянный гнёт человека, должно было быть только легче. Кроны деревьев теперь могли расти туда, куда хотели, и такой формы, какой нужно самим деревьям, кустарник мог затягивать всё, что ему было угодно, трава росла та, что была лучше приспособлена, а не всякие красивые цветочки. И, тем не менее, экопарк умирал. Раскрошившееся покрытие дорожек, с корнем вырванные и поваленные деревья, завалы, в которых перемешались стволы деревьев, столбы освещения, ларьки, из которых тут когда-то торговали едой и напитками. Всё это вместе, а ещё близость мёртвого города, делали территории, на которых располагался экопарк, заброшенными и пустынными. Он гнил, разлагался и умирал, почти в полном одиночестве.

Ещё одним грубым рубцом, мешающим природе зарастить раны, была огромная расщелина, образовавшаяся тут во время серии чудовищных землетрясений, прокатившихся по планете больше года назад. Грубый шрам тянулся не несколько километров, разверзаясь в ширину местами почти на сотню метров. Дно расселины терялось во тьме.

Где-то там, глубоко-глубоко в расселине, куда почти не проникают лучи солнца, в огромной норе, вырытой мощными лапами с когтями, которым и танковая сталь не стала бы препятствием, лежал в глубоком трансе Густав Нойманн. Вот уже несколько недель как добравшийся примерно до тех же рубежей, что и его прадед в великую войну, случившуюся больше ста лет назад. Перед ним простирался мёртвый мегаполис, агонизирующий в конвульсиях, и если бы тут не ожидала Густава его последняя в жизни мечта — лапы бы его тут не было. Смотреть на то, как гниющее тело великого, по рассказам прадеда, города растаскивают по кусочкам уже мёртвые, но ещё не знающие об этом лазурные человечки — было выше его сил.

Густав был единственным живым существом во всём мрачном великолепии умирающего парка, и это его несказанно устраивало.

Вот уже несколько недель, как Густав добрался до этих мест и первое, что он сделал — нашёл и оборудовал себе место для лёжки. Он уже добрался до места охоты и пока она не завершится, двигаться никуда больше не был намерен. Не дело шарахаться как обычная шавка на виду у своей жертвы, рискуя в случае ошибки, расстаться с жизнью. Для того чтобы шарахаться, смотреть и искать, гениальный специалист давно использовал чужие ноги/лапы, глаза, носы и уши. Их же он использовал и для того, чтобы проверить силу своего противника. Нанести первый удар. Спровоцировать. Заставить показать себя.

И уже глядя на то, что и как покажет, защищаясь, жертва, Густав тщательно всё проанализирует, разложит по полочкам и поймёт, что она может ему дать.

Чем сможет его усилить?

Как далеко по пути Гармонии его заведёт?

Какие новые горизонты развития откроет?

И, если жертва ещё недостаточно сильна, Густав не посчитает зазорным развернуться и уйти. На время. Чтобы жертва могла «нагулять жирок».

Эта охота с самого начала вызывала у Густава трепет предвкушения. Он старался сделать всё, чтобы растянуть её и насладиться процессом, понимая, что после победы над своей последней мечтой — его жизнь изменится безвозвратно. При этом нельзя было спугнуть жертву, нельзя было дать ей понять, что на неё идёт охота. Жертва была сильна и опасна. Но отступать Густав не был намерен.

Тёмно-зелёный круг, который он видел во сне, занимал приличное пространство, накрывая несколько кварталов. Что происходило там, под этим зелёным маревом, видимым только во сне, Густав не мог увидеть совершенно никак. Его взор замыливался на границах зелёного и даже совершенно не его железная воля не была способна продавить барьер и показать, что же происходит там, внутри.

Взятые под контроль искажённые, как сильные, так и слабые, подчиняясь желанию Густава, нехотя шли в эту зону и, переступив невидимую границу, сбрасывали до этого момента нерушимый контроль, теряя при этом остатки соображения, оставаясь с самыми примитивными инстинктами. Осмотр территории с внешней стороны тоже ничего конкретного не дал. Обычный район. Обычные развалины. Обычный кусок мёртвого города.

Что бы там ни ждало своего часа, вернулось к жизни оно тихо и незаметно.

Густаву ничего не оставалось, кроме как устроить провокацию. Самому же затаиться в безопасности и ждать.

Работать с людьми Густав не любил, но если искажённые не смогли заглянуть под завесу и привлечь то, что там скрывалось, то вариантов не оставалось.

Долгая комбинация, недели головной боли. Недели балансирования на грани сна и транса, когда воля той/того, что стоит во тьме и лишь изредка смотрит на мир глазами Густава, помогая ему одним лишь эхом своего внимания, позволяла лучше видеть искривления вероятностей, желаний и страстей лазурных человечков, привели к тому, что жертву удалось засечь.

Любопытство, присущее всем живым существам, заставило её высунуться из норы.

Но не глазами контролируемых учуял Густав жертву. Нет. Жертва была осторожна. Пуглива. Скрытна. И даже собранные в одной команде лазурные, способные издалека чувствовать как своих собратьев, так и искажённых, не засекли ничего, подтверждая, что жертва уникальна. Что такой охоты у Густава ещё не было и, судя по тому, что только одна зелёная зона видится во снах, подобной охоты больше не будет.

Жертву удалось засечь по помехам поверхностного контроля, которым Густав направлял мысли, эмоции, желания и ощущения своих марионеток в нужном ему направлении.