– Как ты?

– Помаленьку.

– Устал?

– Не особенно. Ты хотел что-то спросить?

– Конечно. Мы атаковали подводные лодки возле Бишоп-Рок?

Фарли знал ответ на этот вопрос, но что он должен был говорить? Правда не всегда идет на пользу. Особенно молодым ученым, которые трудятся день и ночь ради конкретного практического результата. Поэтому Фарли пробормотал что-то вроде: «Да, конечно» – и собирался было идти дальше, но был остановлен взглядом Краузе.

– Нет, – сказал тот. – Что случилось с нашим конвоем, Оскар?

– Мне жаль, Фредрик, но конвоем пришлось пожертвовать.

– Что за черт… – выругался было Краузе, но осекся на середине фразы, продолжать которую все равно не имело смысла.

Оскару захотелось похлопать Фредрика по плечу, но вместо этого он пробормотал только: «Это война», и продолжил путь по коридору.

Они сделали все возможное. Предупредили командующего транспортным флотом. Но в Адмиралтействе отказались посылать эсминцы против немецких подлодок. Высшее начальство боялось посеять в немцах подозрение, и конвоем решили пожертвовать. Такова логика войны.

Вероятно, это была не последняя жертва. Тем летом в Блетчли почти никто не сомневался в том, что рано или поздно враг узнает правду. Это был вопрос времени.

Но до сих пор их подозрения были направлены совершенно в другую сторону. Нацисты полагали – и не без оснований, – что «Энигма» неприступна. Откуда им было знать, что у Англии есть Алан Тьюринг? Вместо того чтобы усложнить кодирующую систему, они расстреляли нескольких собственных офицеров. Британские спецслужбы, как могли, сбивали нацистов с толку. Распространялись ложные слухи об английских шпионах во вражеском лагере.

В результате планы действий немцев на море оставались в распоряжении Блетчли. Тьюринг стал звездой первой величины – по крайней мере, в глазах людей осведомленных.

Работа была налажена и уже не требовала постоянного присутствия Алана. У него появилась возможность заняться своими делами: механическими шахматами или выведением универсальной формулы роста. Он снова замкнулся в своем мире. Что мог с равным успехом сделать и на необитаемом острове, и в каком-нибудь замке. Из обитателей Блетчли Алан единственный никогда не жаловался на качество еды или невозможность выехать в город. Он производил впечатление счастливого человека. Но задачу свою он выполнил, и теперь – как того давно опасался Фарли – над его головой стали сгущаться тучи.

В Блетчли ожидали прибытия премьер-министра. Сам Черчилль якобы изъявил желание поздравить кембриджских умников с победой над морской «Энигмой». Население Блетчли торжествовало, когда в восьмом бараке случилась неприятность.

По какой-то непонятной причине группа не получила к сроку кодовые материалы. Фарли недоумевал: как такое могло случиться?

Алан и его коллеги требовали людей и новую технику, но все продвигалось на удивление медленно. Тьюринг почти не вмешивался в вопросы организации и каждый раз с большим облегчением покидал комнату начальника барака Хью Александра.

Но на этот раз Алану не удалось остаться в стороне. Ведь он был звездой Блетчли, а за всю политическую карьеру мало что так впечатляло Уинстона Черчилля, как работа в Блетчли. Поначалу он лично прочитывал каждое расшифрованное сообщение, но, когда они пошли ящиками и коробками, стал ограничиваться обычными ежедневными сводками.

Фарли запомнился день 6 сентября 1941 года. Немного их, посвященных и избранных, собралось возле вахтенной будки. Когда во двор въехали автомобили, Фарли будто стал меньше ростом. Дверца одного распахнулась, и раздался голос, так всем знакомый по документальным фильмам. Всё в Блетчли – и особняк, и бараки, и озеро – будто затаило дыхание. Премьер казался пародией на самого себя: шелковая жилетка, натянувшаяся над обширным животом, и, конечно, неизменная сигара. Он что-то заметил в шутливо-грубоватом тоне, и все вокруг рассмеялись. Даже Фарли оскалился, хотя не понял ни слова.