– Я хочу жить, – сказала я, возвращая цветок Е Юн себе за ухо, – потому что жизнь… стоит того. – Я пожала плечами. – Вот что я думаю: пока мы можем представить себе мир, который стоит того, чтобы выжить в нем… Даже если этот мир еще не существует, даже если нам придется создать его с нуля – мы должны за него цепляться. Несмотря ни на что.

Древние звери вглядывались в меня в поисках малейших сомнений, малейшего признака неуверенности. Я закрыла глаза, ожидая своей судьбы.

Но когда я открыла их, Смерти исчезли. Нет. Они заполнили провал на мосту своими широкими телами, позволяя мне пройти.

Они приняли мой ответ. Я… победила.

Я попыталась заставить ноги сдвинуться, но они будто примерзли к месту. Я должна была наступить на Смертей – Е Юн рассказывала об этом, – но от одной мысли коснуться их меня мутило.

Они снова рассмеялись.

– Ты боишься нас, Вураола, – раздался не то кашель, не то смешок со стороны Болезни. – Но все Искупители забывают страх, когда встречают своего эми-эран.

Я моргнула. Что они имели в виду?

Но тут мой взгляд упал на конец моста, где постепенно материализовывалось некое создание. Глаза защипало от слез, и тело мое расслабилось: меня вдруг переполнило глубокое умиротворение и чувство, что я знаю это создание всю свою жизнь. К каждой человеческой душе, как учили жрецы, приходил особый дух-хранитель после встречи со смертью: спутник, который должен утешать душу во время Шествия Эгунгуна.

Но поскольку Искупители встречали смерть еще при жизни, эми-эран помогали им выйти из Подземного мира и сопровождали их до конца вечности.

– Она прекрасна, – выдохнула я.

По легенде, у эми-эран не имелось пола. Но создание беззвучно сообщило мне свой пол, и также молчаливо она попросила меня дать ей имя.

Словно в трансе, я прошла по бугристым неровным спинам Смертей: мой страх рассеялся, как дым. Звери исчезли, как только я прошла по мосту, но я едва ли это заметила. Я протянула руку, чтобы коснуться своей собственной эми-эран.

В человеческом мире я бы назвала ее носорогом. Она была огромной и нависала надо мной, как скала, ее тело было покрыто толстой шкурой, а на голове имелся острый рог. Но этот рог был сделан из полупрозрачного кристалла, а ее кожа цвета полуночи сияла сапфировыми звездами.

Нет. Не сияла. Моргала.

Каждый сапфир был глазом в обрамлении серебристых ресниц. Они покрывали ее, словно мантия: каждый глаз был мудрее и дальновиднее, чем я могла вообразить.

– Иранти, – прошептала я староаритское слово. – «Память».

Это имя сорвалось с губ само, как будто я носила его с собой всю жизнь и, возможно, так и было. Создание согласно кивнуло. Затем она назвала меня в ответ на бессловесном языке – последовательностью звуков и музыкальных нот, которые я сразу полюбила. Я выразила свое согласие, и она осторожно дотронулась кончиком рога до моего лба.

Я ахнула. Мой Дар охватил весь Подземный мир, погрузив меня в океан голосов и цветов. Всю жизнь я пыталась заглянуть в воспоминания, которые были старше нескольких десятилетий. Но сейчас Иранти каким-то образом усилила мой Дар, позволив мне увидеть… целые века. Тысячелетия. Миллионы и миллиарды историй закружились у меня перед глазами, пока в груди не стало тесно, и виски не начали пульсировать болью, и я…

Иранти отстранилась, пощекотав мне щеку теплым дыханием. Я осознала: она извинялась. Она не хотела делать мне больно. Только показать, на что она – на что мы способны. Вместе.