Светка передернула плечами, ушла. Ульяна положила Грише салат на тарелку.
— Поешь, Гриш.
Тот осоловело покачал головой. Ульяна подавила вздох разочарования — не будет у нее сегодня ночи. Упрямо тряхнула волосами, ну и пусть! Не последняя чай, ночь, еще будут, успеют насладиться друг другом. Спешить некуда — жизнь, она длинная.
Под покровом темноты взяла Гришу под руку, пока еще на ногах стоит, увела домой, где брачное ложе загодя приготовила.
Белье кружевное, белоснежное, даже ложиться жалко, подушки, словно облака на небе, воздушные, мягкие.
Дома от духоты Гришу еще сильнее разморило, он только через порог переступил, даже раздеться не смог, так на кровать и рухнул, примяв под себя всю красоту, и тут же захрапел. Разделась Ульяна, платье аккуратно в шкаф повесила, слезы душат, она их сдержать пытается, а они сами льются. Да что же это такое? Неужели смерть Галины так на него подействовала, что никак в себя не придет? В таком случае Ульяна очень бы хотела, чтобы жива была сейчас Галина, посмотрела на ее триумф, позавидовала. Лучше бы она уехала, чем умерла, но жизнь заново не перепишешь, а смерть тем более. Легла Ульяна рядом с новоиспеченным мужем, глаза закрыла, не заметила даже, как уснула.
Проснулась от того, что дышать не может, что-то большое давит на нее, душит, почувствовала резкую боль внутри себя, вскрикнула, глаза открыла. Гриша разделся и лежит на ней, сопит, дышит тяжело. Лицо красное, напряженное. Вчерашний конфуз исправить пытается, догадалась Ульяна, наверстать упущенное хочет. Боль внутри нарастает, а Гриша и не думает успокаиваться, все грубее и резче его движения, все сильнее сжимает он плечо Ульяны, неужели это и есть любовь? Близость? Гриша застонал и обмяк, скатился на бок и лежал, закрыв глаза. Не так Ульяна представляла себе их первую ночь. А тут как у кошек — прыгнул, сделал свое дело, и к стороне. Внизу все горело, низ живота жгло, Ульяна боялась пошевелиться. Гриша открыл глаза, сполз с постели, прошлепал босыми ногами по полу на кухню. Ульяна услышала, как он жадно пьет воду, делая большие глотки. Потом Гриша вернулся, отбросил рывком одеяло, задрал ей рубашку нежного розового шелка, увидел кровь на простыне, удивился:
— Ты девушка, что ли? А я-то думаю, что-то тяжело идет… прости, не разобрал с похмелья.
Ульяна от обиды и стыда чуть сквозь землю не провалилась. Вот он, значит, как! А она, дура, берегла себя, хотела преподнести свой дар на блюдечке, думала, оценит, крепче любить будет. Слезы хлынули сами собой, Ульяна прикрыться хотела, но Гриша не дал, снова забрался на нее с недоброй улыбкой, вошел грубо, одним движением, словно кобылу покрыл. Как закончил, слез, одеяло на нее набросил, смягчился немного:
— Ну, что ревешь? А ты чего хотела? Не понравилось? Ничего, привыкнешь, как распробуешь, за уши не оттащишь. Сама еще просить будешь. В первый раз всегда так, не тушуйся. — Он похлопал Ульяну по ноге, закрытой одеялом. — Похмелиться нет ничего? Сушит…
Ульяна покачала головой, отерла слезы. Может, и правда так у всех? И чего она разревелась? По второму-то разу уже не так противно показалось…
— К людям выйти надо, второй день ведь… Там и похмелишься.
— И то верно, пойдем, одевайся. — Гриша обернулся на стук в окно. — Ряженые уже скачут…
Ульяна набросила платье, тоже заранее заготовленное по этому случаю, туфли новые надела, наскоро сполоснула лицо холодной водой, убрала волосы. Вышли они с Гришей во двор, пошли по деревне, Ульяна мужа под руку держит, здоровается со всеми.
Столы уж заново накрыли. Гриша сел, сразу за стопку схватился, опрокинул в рот, но теперь закусил. Пить много не стал, чему Ульяна порадовалась — может, хоть сегодня все хорошо пройдет?
В самый разгар веселья крик раздался. Соседский мальчишка бежал с выпученными глазами:
— Утопленника нашли! В камышах! Раздулся совсем, страшный, ужас! — Мальчишка круглил глаза, показывая всем видом, что вид у утопленника жуток.
Гармонист дядя Ваня бросил играть, кумушки притихли.
— Не бреши! — Мать мальчишки сурово посмотрела на него, но тот не опустил глаз.
— Правда, иди сама посмотри, он там лежит. Участковый туда пошел!