- Дериземля партизанке крикнул, Висячина она оттолкнула, а я добежать не успел. И того… именем народа, закон военного времени…
Говорят, что интуиция - это неосознанное внезапное озарение. Дед Никифор, Дериземля и Висячин… Я чувствовал, как эта самая интуиция заползает в меня липким и нервным шнуром.
- Застреленная только и успела сказать: «Звери…»
- Вся история? - угрюмо спросил я.
- Зачем вся? Пока ее под дерево вели, да от нервного страха… Начала баба рожать.
Моя интуиция, если только это интуиция… Разрасталась, как раковая опухоль. Зачем волосатый гном завел ненужный разговор? К чему? В жизни есть такие события, которые лучше забыть.
- А дальше? - спросил майор, не хотевший забыть.
- Моя супружница с другими бабами подстреленную перенесли в нашу избу, где та и скончалась. А успела!
- Что успела?
- Родить на свет мальчонку. Правда, при содействии повитухи.
Теперь и майор деда не торопил. Мы ждали еще чего-то, еще более жуткого. Я глянул на Ольшанина: надо ли психически больному человеку выслушивать подобные откровения? Он был спокоен и безучастен. Мне приходилось соприкасаться с людьми, скажем так, с ненормативной психикой. И все они были интересными личностями. Я даже начал думать, что эти люди живут не нашими законами, и еще неизвестно, чьи законы лучше. Свою историю Никифор закончил обыденным тоном:
- Мальчонку-то моя супружница до года выходила. Козьим молоком да овсяным отваром. А потом и сама приказала долго жить. Война, надорвалась на огородах. Ну, а я мальчонку определил в Дом малютки. Короче, в детдом, где он и остался на дальнейшее проживание.
- Никифор! - почти взорвался я. - К чему эта история? Безадресная, без лиц, без фамилий… Девица, застрелившая роженицу, кто она?
- Мать ее в душу! Лийка!
- Лийка… Это?..
- Она, теперешняя Амалия Карловна.
В наступившей тишине воздух потяжелел. Это пары жигулевского пива. Подсознанием я чувствовал, что дальше спрашивать не нужно. И просто нельзя… Зачем спрашивать, если догадка оборачивалась явью. Но глазенки деда бегали, готовые вырваться из своих зарослей. Спросил я как можно спокойнее:
- Никифор, а что с ребенком?
- Вырос и вернулся туда, где произошел.
- И где… он?