Длинноволосый Борис Порываев сидел на стуле перед столом Блохина, далеко вперед выставив тонкие, в огромных ботинках ноги. Вопрос застал его врасплох.
— Сосед, что ли?
— Да нет, он в Москве живет.
Блохин спрашивал наугад.
— Будем считать: товарищ, — он оживился. — Что его на вокзал-то принесло? В такой день?!
— Я же говорю: просто так зашел.
— Ну уж просто так! Как его фамилия?
— Я и имени не знаю. Поздороваешься только: «Как дела?» — «Ничего». Ну и все, — Порываев разговаривал нехотя, но Блохина это не смущало, у него была своя линия поведения во время таких бесед.
— Бывает. У меня тоже, бывало, друзей-знакомых! Полгорода здоровается. Где ни появишься, в любое время суток. Этот-то к тебе в какое время заявился?
— После мариупольского.
— Примерно в двадцать один час. Выпивали? По глазам вижу! А закуска? — Блохин тихо засмеялся, снял с головы-шляпу, подумал и снова надел. — Или под водичку?
Порываев колебался.
— Старый год провожали? А?
Независимо от ответа Блохин теперь знал правду — выпивали. Во время кражи дежурный по камере хранения был выпивши. К нему приходил человек, которого он либо не знает, либо хочет скрыть.
— Ну ладно. Можешь этого парня не называть, если не хочешь. Я не настаиваю. Вот мне что скажи: когда ты открываешь ячейку и видишь, что в ней нет вещей, как ты обязан поступить?
— Пустую ячейку я оставляю открытой — пусть пассажиры пользуются.
— Правильно. Следующий вопрос: когда ты по указанию инспектора Денисова ночью вскрывал ячейки, ты какую-нибудь из них оставил открытой?
— Я… — Порываев с секунду смотрел Блохину в глаза, потом не выдержал и отвел взгляд.
— Да или нет?
— Нет.