– Ты изменился… – улыбнулся я. По подбородку стекала кровь из разбитой губы, боль в плечах была невыносимой, но я не подавал виду.

Глядя на Ольгерда, я думал о том, кто из нас двоих сильнее изменился. Я исхудал, постарел внешне и внутренне, лишился фаланги пальца и покрылся шрамами. Но Олли…

Не считая военной формы и холодного взгляда левого глаза… единственного глаза, правый был закрыт повязкой, он заметно возмужал. Отрастил усы, обзавёлся шрамом на правой щеке. И я больше не видел в нём того беззащитного мальчишку, коим помнил всю жизнь.

«Господи… что они сделали с ним…»

– В повозку его, и ко мне в кабинет. Через час подъеду, – коротко произнёс Ольгерд и развернулся обратно к строю, чтобы продолжить пламенную речь.

Меня затолкали в повозку и заковали в кандалы. Спустя полчаса езды по Бриггу, который я не успел толком разглядеть, мы прибыли в здание генерального штаба. Дабы сильно не мозолить глаза другим, повели меня через задний двор.

Дотащили до кабинета, усадили там на стул и заперли. Судя по разговорам за дверью, ко мне приставили двух караульных. Я сразу же взглянул на окно, но снаружи находилась решётка. Впрочем, сбегать я не собирался. Особенно, когда Ольгерд сам меня нашёл.

Внутреннее убранство впечатляло: множество грамот на стенах, шинель с медалями и орденами на вешалке, видимо, для парадов. Уютное кожаное кресло, дубовый стол с книгами о военном ремесле. На стене висела трофейная родинийская сабля и мушкет.

«Сбылась твоя мечта, брат…»

Спустя час, как меня заковали в кандалы, дверь вновь начали открывать. В кабинет, по-прежнему, опираясь на трость, вошёл Ольгерд и отпустил караульных, мол, сам разберётся.

Олли подошёл к шкафу, приставил трость к стене и достал оттуда бутылку дорогого пойла. Плеснул немного в стакан и осушил залпом, после чего, опираясь руками на стол, уселся в кресло и снял шлем, положив его рядом.

Взялся за голову и помассировал виски. А затем произнёс:

– Зачем ты вернулся?

Его слова ударили меня под дых сильнее колена надзирателя на руднике.

– Олли… что ты…

– Я не Олли, – резко произнёс он. – Я майор Ольгерд Радский, командующий двадцать четвёртым кавалерийским полком. Холост, детей нет. Родители умерли в детстве. И у меня не было никакого брата.

– Почему ты так… странно говоришь? – мне стало так обидно, как не было никогда. – Ты ведь не мог меня забыть, не так ли?! Я воспитывал тебя…

– Потому, что я пекусь за своё положение. Случаи дезертирства участились. Подозревают всех и каждого, даже офицеров. Если они узнают, что у меня был брат, который сидел на руднике и… должен там сидеть до сих пор. Нет… я сдам тебя им. Скажу, что поймал преступника… – Олли сглотнул, ещё сильнее потирая виски.

– О чём ты говоришь, Ольгерд?! – вскочил я со стула. – Как ты… Разве этому я тебя учил?! Я пахал, как лошадь, чтобы мой брат отрекался от меня?!

– Не ты ли отрёкся от нас с Рутой, когда убил того человека? И тех, что были в Норвилле? Представляешь, каково это было узнать, что твой брат – хладнокровный убийца?