На антикварном комоде теперь стояли такие же старинные и такие же красивые позолоченные часы. Я их аккуратно сняла и поставила на диван, затем принялась двигать комод. Он оказался тяжелее, чем я предполагала. Он что, кирпичами наполнил такую дорогую историческую вещицу?
Я стала открывать ящики один за другим — все пусты. Только в нижнем обнаружились книги — толстые, тяжелые, в фаянсовом переплете. Явно очередной антиквариат.
Я быстро достала фолианты и покидала на пол. Выдвинула первый ящик, чтобы удобнее было схватиться за предмет мебели, и снова потянула. Дело пошло быстрее. И тут…
Шаги. Я не закрывала дверь в комнату и теперь слышала шаги из парадной. Они приближались к двери этой квартиры. Что делать?!
Я заметалась по гостиной. Я, конечно, могу сунуть книги обратно и водрузить часы сверху, как и было, но себя-то я куда дену? Под диван не залезть — места нет. В соседней комнате тоже пусто, одна лишь кровать прямо посреди. Если только за портьеру, да вот незадача — они красиво собраны кистями.
Шаги удалялись, затем хлопнула дверь.
— Уф! — утерла я пот со лба.
То ли Людмила Григорьевна вернулась домой, то ли жильцы тридцать пятой квартиры.
Я продолжила тянуть на себя комод. Наконец ниша оказалась достаточной ширины, чтобы я в нее пролезла и подобралась к краю шкафа. Уже ни на что не надеясь (я известная неудачница), я сунула ладонь за шкаф и… нащупала какие-то листы!
В полумраке комнаты, воцарившемся буквально минутами назад ввиду клонящегося к горизонту солнца, я не могла различить почерк, поэтому, позабыв о конспирации, включила общий свет.
Листы посыпались из моих ладоней, как пух одуванчика на ветру, когда я поняла, что эти записи действительно выведены Светкиной рукой. Я посмотрела на свои пальцы. Они дрожат. Почему? Я же знала, что мое короткое приключение может закончиться именно так. У меня же была версия, что Светка все-таки не обманывает. Надо успокоиться. Это все он… Неужели он успел мне настолько понравиться? Он же бесит, бесит… Это какая-то извращенная помесь симпатии и антипатии.
А может, дело вовсе не в Юлиане и не в Светке? Может, дело в том, что первым из всего написанного мне попался на глаза именно этот символ — G «в домике». Он был начертан грубыми штрихами прямо в центре листа и обведен несколько раз. Человек настолько сильно корябал эти черточки снова и снова, что острие синей гелевой ручки даже порвало бумагу в нескольких местах. Масонский символ. Он ее преследовал повсюду. С некоторых пор — и меня тоже. Мне казалось, что если мне дадут задание нарисовать этот знак, то я буду его выводить не менее ожесточенно и маниакально, чем это делала Светка. Возможно, тоже порву лист… Ведь он слишком белый, чистый и невинный для такого мистического, таинственного знака…
Я тряхнула головой. Что со мной? Я будто в каком-то гипнотическом трансе. Продолжаю разглядывать символ, вместо того чтобы заинтересоваться текстом будущей статьи. Может, там какие-то подсказки?
Очередной звук шагов с лестницы заставил меня поторопиться. Я вернула комод на место, поставила на него часы и убрала книги в нижний ящик. Вроде все осталось, как было до моего вмешательства.
Уже на улице я поняла, что бегу и держу листы в вытянутой руке… Я резко встала, поднесла верхний лист из тонкой стопки ближе к лицу. Мне показалось? Знак изменяется прямо на глазах… Что происходит?! Как это возможно? Я же в центре города, а не в этой чертовой квартире!
Ах, нет, это просто капли… Начался дождь, и гелевые чернила не выдержали напора небес. Надо убрать бумаги, а то текст станет нечитаемым.
На ходу убрав листы, я достала телефон и позвонила Алексею. Не думала, что свяжусь с ним так скоро после нашего последнего разговора. Не думала, что вообще когда-нибудь стану с ним разговаривать, за исключением эсэмэски, написанной в панике. Но больше не к кому обратиться.
Он ответил через секунду, будто ждал звонка:
— Да, Лариса, слушаю!
«Слушаю». Военный выискался. Еще бы фамилию свою назвал.