— Маша, как ты? — волнуясь, кричала она в трубку.

— Мам, все нормально. Доехала хорошо, устроилась — тоже. Соседки в комнате тоже хорошие. Я потом еще позвоню.

Маша хотела бы поговорить с матерью о своем настроении, о своих страхах, как делала это прежде, но это значило бы, что она признает свои ошибки. Теперь Маше было ясно, что для того, чтобы оторваться от материнской опеки и доказать матери, что она, Маша, вполне самостоятельный человек, не надо было уезжать так далеко. Но об этом она тоже не могла сказать матери.

«А может, мама права и в том, что с моей логикой, памятью мое место не в библиотеке? Но и в этом я тоже не могу ей признаться. Теперь умру, но не признаюсь в том, что я не права! В конце концов, можно поступить еще в один институт», — решила она для себя, не собираясь даже себе признаваться в своем упрямстве.

Пока же Маша решила не распыляться и лучше втянуться в учебу. Процесс приобретения новых знаний она никогда не считала тяжелым трудом, потому что ей нравилось учиться, она могла по-настоящему увлечься учебой. Школьные семинары, коллоквиумы и зачеты больше походили на игру. В институте никто ни с кем играть не собирался, знания преподносили серьезно, приветствовали и тягу к этим самым знаниям, которая выражалась в их самостоятельной добыче. А это как раз и нравилось Маше больше всего. Мысленно представляя себе тот объем знаний, который уже успело накопить человечество, Маша приходила в настоящий восторг от того, что может пользоваться этими знаниями по своему усмотрению.

Привыкла Маша и к жизни в общежитии. И хотя чувствовала со стороны своих соседок некоторое превосходство и высокомерие по отношению к себе, но старалась не обращать на это внимания. Не ее вина, что Рязань и Брянск не такая дальняя провинция, как ее родной Спасск. Она могла бы сказать им, что и в своем маленьком поселке она читала те же книги, что и они, слушала ту же музыку, смотрела тот же телевизор, бродила по той же Всемирной паутине, ездила отдыхать к тем же теплым морям. Возможно, в Москве она бывала реже, чем они, но бывала же! Других преимуществ прежней жизни своих соседок она, как ни искала, не нашла и ничего им не сказала, относя их чванство и спесь к их воспитанию.

Не прошло и месяца со дня ее отъезда из дома, как все ее прежние страхи показались ей наивными и даже смешными. Вначале Маша обратила внимание на то, что ее стали раздражать запахи в их студенческой столовой. Однажды на лекции она почувствовала легкую тошноту. А потом внезапная догадка, а скорее осознание того, от чего это может быть, остановило на миг ее сердце, сковало холодом душу и тело. Вот это был настоящий страх!

По дороге от института до общежития была аптека и Маша, оставив девчонок, направилась туда.

— Ты заболела? — полетел ей вдогонку недоуменный вопрос Лизы.

— Пока не знаю, — обернувшись, ответила Маша и почти бегом кинулась в аптеку.

Она хотела хоть на несколько минут избежать неприятных для нее расспросов. Но когда она вернулась в комнату, вопрос был вполне конкретным.

— Ты залетела? — в один голос вопрошали соседки.

— Сейчас сделаю тест и узнаю, — без обиняков ответила им Маша.

— Ну?! — хором вскрикнули подружки, когда она вышла из туалета.

Маша только кивнула, на слова сил не было. В полной прострации она дошла до своей кровати и села. На секунду ей показалось, что она маленькая песчинка по сравнению с той бедой, о которой она сейчас узнала.

— И сколько уже? — через дебри своего сознания услышала она вопрос Тамары.

— Нисколько, задержка чуть больше недели, — ответила Маша, удивляясь, что слышит себя как бы со стороны.

— Фу! Это ерунда! — заявила Лиза. — Надо…

— Ничего не надо! — перебила ее Маша. — Я буду рожать.

— Машка, ты что?! Колес наглоталась?! Куда «рожать»? Зачем «рожать»? Поехали в Рязань, моя маман тебе замечательно все устроит! — горячилась Лиза.