– Но прежде всего я дам ему бутылочку, – пробормотала она, идя с ребенком на руках в прихожую.
Кормила она его в ванной, сидя на бортике, а прямо под ней своего часа дожидался наполовину намыленный тазик. Малыш был явно очень голоден. Он так жадно сосал свою смесь и хватал бутылочку ручонками, что Фатима даже устыдилась, что довела его до такого состояния.
– Прости меня, – уже, наверное, в тысячный раз сказала она, – за все, и не только за то, что я сделала с твоими родителями. Не умею я следить за детьми, понимаешь, ты – первый младенец в моей жизни, так что извини, опыта у меня нет, но я стараюсь. Со временем все будет лучше, вот увидишь, я быстро учусь, я вот даже купила книжку, глупо, конечно, как будто я решила завести щенка, но, с другой стороны, это еще большая ответственность, а знаний у меня ноль.
Так здорово и ново было разговаривать с кем-то, пусть этот кто-то и не отвечал, и вряд ли понимал, о чем речь, но это был живой человек, а она уже много лет ни с кем не разговаривала без надобности. И она специально не стала говорить, что собирается отдать его, а вдруг он все-таки поймет, почувствует это? Она же собирается это сделать, не так ли?
И что тогда останется мне, спросил голос в ее голове, опять все та же пустая жизнь? Одиночество и тишина, длящаяся неделями, месяцами, а потом снова чья-то смерть?
И тут она поняла, что страшно устала от своей жизни и от себя. Она могла бы уйти на покой, но что тогда она будет делать? У нее ведь нет ничего и никого, тогда ей останется только лезть в петлю или сходить с ума от пустоты. Так она хоть что-то делает, она строит планы, она работает, но если отнять эту суету, у нее ведь больше ничего нет, совсем ничего.
Малыш поел, и она снова устроила его в коробке, на этот раз он не возражал и не поднимал крик, пока она готовила ему ванну. Купаться он, оказывается, очень любил, и пока ее руки работали, строго следуя инструкциям в книге, лежащей на полу и раскрытой на странице, где подробные картинки и описания под ними помогали таким, как Фатима, выкупать малыша, ее голова была занята вопросами его и ее будущего. И самое страшное, что без одного она уже не видела другого.
Это была последняя попытка вернуть свою жизнь, оставить ее без изменений, такую привычную и знакомую. На что она, в самом деле, рассчитывает? Она – наемный убийца, ее разыскивают все структуры, ее жизнь – непрерывная гонка на выживание, ее место обитания – тень, она не может нести ответственность еще за кого-то, ей бы о себе позаботиться.
Все эти аргументы, а еще страх, что из-за малыша она станет уязвимой и, может быть, потеряет то, ради чего так много и трудно работала все эти годы, она боялась не быть больше номером 1. Не ври себе, холодно поправил ее голос в голове, не ради титула и славы ты убивала все эти 9 лет, нет, расскажешь это кому-нибудь другому, но не себе самой. Ну хорошо, пусть она делала это не из-за денег и славы. Но разве плохо, когда твой талант признают? А чтобы удержаться на вершине, нужно прежде всего не сбавлять обороты, и как прикажете это делать, если на тебе висит почти новорожденный малыш?
Да и вообще, оно ей не надо, она всегда ненавидела детей и считала, что только полный псих или полная никчемность может обречь себя на такие муки, а она – никогда. Но никогда не говори «никогда», верно? Нет, даже сами мысли о том, чтобы оставить маленького Ситко себе – опять я думаю о нем, как о бездомном щенке, отметила Фатима, глядя на спящего малыша – были верхом глупости для человека в ее положении. Это же просто смешно, киллерша – мамаша. Ой, извините, я могу убивать только до 9 вечера, потом мне надо укладывать ребенка спать. Так что ли?
– Бред какой-то. – Зло прошептала Фатима. Она злилась на себя за то, что сама себе не позволяла. Ну разве не бред?
Выбор всегда один, напомнила она себе, а уйти в отставку – да еще ради чего! – она не была готова, хоть это она признавала безоговорочно. Значит, есть только один выход, известный ей с самого начала, и чем дольше она будет тянуть, тем труднее будет это сделать. Это как вырвать зуб, сказала она себе, лучше делать это быстро и резко, иначе можно сойти с ума от боли и страха. А может, его лучше вообще не вырывать?
Опять эти дурацкие мысли.
– Хватит! – Взывала она, вскакивая с кровати и обхватывая голову руками. Сейчас она действительно походила на сумасшедшую. – Хватит! Хватит! Хватит!
Она ринулась в ванную, где все еще пахло детским шампунем, и резким движением руки протерла запотевшее зеркало, тусклое и с черными пятнышками по краям. То, что она увидела там, ей совсем не понравилось. Мука и сомнения исказили ее лицо, до этого всегда спокойное и демонически-красивое, волосы растрепались, потому что малыш нашел очень забавным запускать свои маленькие ручки в ее роскошные черные локоны. И это Фатима, сама опасная и самая высокооплачиваемая убийца. Позор. И такой ты хочешь быть всегда, спросила она себя, глядя на эту полубезумную в зеркале, такой загнанной и растерянной, оставленной не у дел, потому что на них всегда будет не хватать времени? К этому ты шла? Ради этого работала 9 лет?
– Нет, – ответила она своему отражению, – ради чего бы это ни делалось, но такой я стать не хочу. Нет, только не я.
Тогда ты знаешь, что делать. Так сделай это и вернись в нормальную жизнь.
Только вот ее жизнь вряд ли можно было считать нормальной.
– Нет, – снова прошептала она, приглаживая волосы.