Для примера попробуем задаться вопросом: каким образом в процессе эволюции могли закрепиться такие нерациональные свойства психики как совесть или доброта? Известно, что совесть, доброта, честь и многое другое – это что-то «хорошее». И, соответственно, поступки, свидетельствующие об этих качествах, вызывают приятные ощущения. Получается, что наша психика как бы побуждает нас совершать подобного рода поступки. Но ведь соблюдение норм чести, совести и прочих добродетелей, резко ограничивает человека в выборе возможных действий и, соответственно, сильно затрудняет путь к достижению благополучия. Более того, иногда эти «хорошие» понятия просто нелогичны с точки зрения здравого смысла и этого факта нельзя не заметить. В частности, французский писатель Луи Арагон отмечал: «Честность нередко безрассудна». (Впрочем, с точки зрения прагматизма «безрассудны» практически все «хорошие» поступки.)

А вот всё «плохое» – подлость, вероломство, предательство и т.д. – снимают с человека все ограничения в его действиях. Такого рода поступки совершаются людьми исключительно ради собственной выгоды, то есть именно для того, чтобы в том или ином виде нарастить силу, повысить уровень собственной защищённости. И именно они должны бы восприниматься сознанием как «хорошие». По логике вещей, в процессе эволюции должны были выжить только прагматичные люди, для которых понятия совести и чести не существуют. А если кто и умудрился бы иметь эти качества, то они должны были бы восприниматься людьми как что-то плохое, достойное презрения. Почему же всё происходит с точностью до наоборот?

Сначала обратим внимание на очень важный нюанс. А именно – на тот факт, что каждый человек в своих помыслах стремится к чему-то хорошему. Даже самые отъявленные злодеи свои действия всегда объясняли какими-то благими намерениями. Гитлер, развязав самую кровопролитную в истории войну, принёсшую всему человечеству немыслимые бедствия, верил, что все его действия направлены на благо людей, что он борется с «недочеловеками», которые не дают жить «полноценной» арийской расе. И все его солдаты, непосредственно участвовавшие в страшнейших злодеяниях, совершенно искренне верили, что они делают что-то хорошее, что-то необходимое для достижения великой цели. На пряжках их ремней были выгравированы слова «С нами Бог».

Давно замечено, что «благими намерениями вымощена дорога в ад». Иначе говоря, в представлениях человека, творящего зло, все совершаемые им действия направлены на благое дело. На этом вопросе заострял внимание в своих книгах Дейл Карнеги. В частности, он описывает признания (посмертные записки) отъявленных головорезов, длительное время совершавших тягчайшие преступления и наводивших ужас на мирных граждан. И все эти преступники утверждали, что они вовсе не злодеи, что их как-то не так понимают. А свои явно преступные деяния они пытались объяснить как поступки, приводящие (в их «особых» случаях) к чему-то хорошему.

Немецкий драматург Лессинг писал: «Самый отъявленный злодей старается извинить себя и уговорить, что совершённое им преступление не особенно существенно и обусловлено необходимостью». Обратим внимание: злодей, по Лессингу, пытается «уговорить» именно себя, а не судей или просто окружающих людей. То есть, делает он это вовсе не из-за страха перед наказанием (что было бы вполне логично и объяснимо), а из-за какого-то дискомфорта, который возникает, когда он осознаёт, что поступает плохо. Человек, совершая какое-либо действие, может чувствовать себя комфортно только в случае, если он уверен, что делает добро. «С какой лёгкостью и самодовольством злодействует человек, когда он верит, что творит благое дело», – заметил Блез Паскаль. Русский драматург Александр Валентинович Вампилов писал: «Не ищите подлецов. Подлости совершают хорошие люди». «Никто о себе не скажет: я злодей», – утверждал греческий поэт и мыслитель Григорий Назианзин (Григорий Богослов).

И действительно, только сказочные персонажи, такие как, например, Баба-Яга, могут с гордостью говорить о своих злодейских намерениях. Или чертёнок из мультфильма, который похвалялся, насколько он подлый и гадкий. Но это лишь сказочные персонажи. В реальной жизни любой человек объясняет свои действия исключительно хорошими намерениями. И объясняет это не только «для публики», но и в своих самых сокровенных мыслях. То есть, для человека невыносимо осознавать, что он «плохой». Но почему?

Напомним, что мы рассматриваем примеры человеческих поступков, когда их мотивацией является стремление упрочить свои позиции, то есть в той или иной форме приобрести дополнительную силу. При таком подходе напрашивается предположение, что в восприятии сознания «плохие» поступки это такие действия, которые свидетельствуют о слабости, а «хорошие», напротив, о силе.

Сразу же бросается в глаза нелогичность такого предположения: ведь для того, чтобы совершать масштабные злодеяния, нужна сила. Причём, сила в широком смысле: ум, способности, деловые качества. А чтобы просто не быть преступником, вроде бы и качеств никаких не требуется. Впрочем, некоторые «хорошие» понятия, такие, как, например, «решительность», «смелость», «мужество» и т.п., – вполне увязываются с представлениями о силе. Но какие признаки силы могут содержаться, скажем, в понятии «доброта»? Доброта вроде бы свидетельствует о какой-то беспомощности, уязвимости. Но, несмотря на это, воспринимается сознанием как что-то «хорошее». Так может, доброта это, всё-таки, сила?

Процитируем американского писателя и философа Генри Дэвида Торо: «Самые нежные растения прокладывают себе путь через самую жёсткую землю, через трещины скал. Так и доброта. Какой клин, какой молот, какой таран может сравниться с силой доброго, искреннего человека! Ничто не может противостоять ему». То же самое, по сути, утверждал французский писатель и философ Жан Жак Руссо: «Против всего можно устоять, но не против доброты». Бетховен выразился более категорично: «Я не знаю иных признаков превосходства, кроме доброты».

Выходит, «доброта» (как, впрочем, и другие «хорошие» качества) это сила. А «плохие» поступки это, соответственно, слабость? Да, именно так оно и есть. И на этот существует множество различных высказываний весьма авторитетных личностей. Так, например, Вольтер утверждал, что вообще любое преступление это признак слабости: «Только слабые совершают преступления: сильному и счастливому они не нужны». Русский писатель Пришвин высказал, фактически, абсолютно такую же мысль, только как-то более вычурно: «Настоящее зло – хромое и ходит на костылях добродетели». (Очевидно, «хромое» – значит слабое, уродливое, бессильное.) А французский философ Гельвеций, говоря о такой, на первый взгляд, «сильной» характеристике как «жестокость», утверждал следующее: «Жестокость есть всегда результат страха, слабости и трусости».

Итак, если судить по приведённым высказываниям, Добро – это не просто что-то отвлечённо хорошее, а какая-то сила, которой ничто не может противостоять. А Зло – это, напротив, слабость. И хотя стиль этих высказываний – как о доброте, так и о жестокости – имеет оттенок чего-то возвышенно-идеалистического, в целом они уж очень похожи на обобщение каких-то жизненных наблюдений. Не похоже, что это сказано только лишь в качестве некоего благого пожелания.

Но почему же всё-таки получается, что зло «хромое» и «ходит на костылях», а добро настолько сильное, что «ничто не может противостоять ему»?

6

Сначала проанализируем, каким образом совершаются всякого рода плохие поступки. Как, например, преступник совершает убийство? Он может сделать это самыми разными способами. Например, подкараулит за углом свою жертву и неожиданно нанесёт удар ножом. Или в укромном месте притаится со снайперской винтовкой и, дождавшись момента, произведёт выстрел по живой мишени. Или бомбу подложит. Или ещё что-нибудь придумает. Но у всех этих многочисленных способов убийства есть одно общее свойство: они всегда осуществляются исподтишка. То есть преступник всегда чего-то боится. Боится какой-то силы, которой он не в состоянии противостоять (в противном случае ему незачем совершать свои деяния исподтишка), и которая накажет его, если узнает о совершённом им поступке. И он, осуществляя свои подлые замыслы, просто вынужден действовать по принципу «ударить и убежать». Причём «ударить» именно исподтишка, а затем быстренько скрыться. Разве такие поступки не свидетельствуют о слабости совершающего их? Человеку, делающему хорошее дело, скрываться не надо, он не боится какой-то там силы, которая может наказать его за это.

А как происходит такое преступление, как избиение человека? Сначала преступник (или группа преступников) выбирает место, где можно совершить это действие без свидетелей, а уж затем совершает свой гнусный поступок. Получается, что и здесь преступники действуют исподтишка, скрывая свои деяния от какой-то силы, способной наказать их. Разве это не свидетельство слабости?

А при воровстве или, скажем, обмане разве не соблюдается тот же принцип – действовать исподтишка (то есть бояться чего-то)? Даже сами слова «вор», «обманщик» без всякого анализа их смысла ассоциируются с чем-то слабым, всего боящимся. Если детально рассмотреть любой «плохой» поступок, то обязательно увидим его главную составляющую – боязнь какой-то силы, то есть свидетельство слабости. А такая информация для человеческого сознания невыносима.

А что понимается под понятием «хорошо»? Это, прежде всего, такие действия, которые человек ни от кого не скрывает. А если и скрывает, то вовсе не из-за боязни наказания, а, например, из-за скромности. И, конечно же, при хороших действиях никогда не руководствуются принципом «ударить и убежать». (Вернее, иногда это бывает, например, при партизанских вылазках в тылу врага. Но такое поведение является всего лишь тактикой, эпизодом общей стратегии поведения. Человек в этом случае служит какой-то «более большой» силе, которая обязательно победит ту силу, от которой ему приходится временно скрываться.)

Выходит, что «хорошие» поступки это такие действия, которые совершаются открыто, то есть такие, которые «одобряются» какой-то «большой» силой и, соответственно, нет никаких причин бояться наказания за них. А по форме они могут быть абсолютно такими же, как и вышерассмотренные «плохие».

Конечно, на практике далеко не всегда очевидно, что это за «большая сила», в угоду которой совершаются хорошие поступки, и именно из-за этого очень часто кажется, что понятия «плохое-хорошее» никак не связаны с какими-то там «большими» или «малыми» силами, а формируются в сознании сами по себе, как что-то изначально ясное. Например, поступок, когда сильный обижает слабого, однозначно оценивается как «плохой», потому что просто нехорошо обижать слабого. А вот когда, например, мы видим, как какой-нибудь киногерой, проявив чудеса ловкости и храбрости, превращает в кровавое месиво десяток напавших на него негодяев, то этот поступок «хороший». Потому что их много, а он один. Но ведь, если он их победил, значит, он сильнее их, то есть всё равно получается, что сильный обижает слабых. А это нехорошо. Но сознание воспринимает его действия «хорошими». Бывают и более «неясные» ситуации. Допустим, группа вооружённых до зубов сотрудников полиции окружила забаррикадировавшегося где-нибудь преступника. Силы явно неравны, преступник явно слабее, и его обезвреживание это вопрос времени. Внешне действия полиции в данном случае выглядят как рассмотренный выше «плохой» поступок: много людей нападает на одного. Но никому и в голову не придёт, что полицейские в данном случае поступают плохо. И никто не усмотрит в их действиях свидетельство слабости. Напротив, о слабости полицейских будет свидетельствовать такая ситуация, когда их количество окажется не очень большим и у преступника будет шанс спастись. В чём же тогда принципиальное отличие «плохих» действий от «хороших»?

Таких отличий, как минимум, два. Первое – это то, что все действия «хорошего» человека против «плохого» всегда вынужденные. Киногерой расправляется с негодяями лишь потому, что они сами вынудили его сделать это. И полиция не стала бы преследовать человека, если бы он не совершил преступления. То есть, в данном случае «жертва насилия» сама ставит своего «насильника» в такие условия, что он вынужден совершить акт насилия. А, скажем, вора его жертва не вынуждает совершить воровство. Он делает это лишь для собственного блага.