— Больно! — вскрикнул он, но все же смеясь, черт его возьми, и сделав очередное молниеносное движение, он схватил ее и притянул к себе. Она открыла рот, чтобы завизжать, а он склонился и поцеловал ее.

В сравнении с силовой тактикой, которую он использовал в отношении ее всю ночь, поцелуй оказался мягким, как прикосновение пера, почти сладким.

— Прости, — пробормотал он и снова поцеловал ее. От него пахло так же ужасно, как и от нее, но тело под его уничтоженным костюмом было мускулистым и теплым. — Знаю, что было больно… Не было времени тебе объяснить… — Говоря это, он продолжал целовать ее, и с каждым разом поцелуй становился чувственнее и продолжительнее.

Она застыла, пребывая в шоке. В шоке от того, что он целовал ее. От того, что она позволяла ему целовать себя после всего, что между ними произошло. После того, как он сделал с ней то, что сделал! После того, как она подчинилась ему, став его зарядным устройством. Он не принуждал ее к поцелую; ничего общего с наличием желания и отсутствием возможности идти. Ее руки лежали на его могучей груди, но она не делала ни малейшей попытки оттолкнуть его. Даже в мыслях.

Его губы скользнули к мочке ее уха, и он легонько укусил ее за шею.

— Я предпочел бы упереться в тебя спереди, — сказал он и снова стал целовать ее, уже не легко и не сладко. Его язык проник в ее рот, пробуя ее на вкус, в то время как его правая рука легла на ее ягодицы, с нежностью обводя линию ее талии и прижимая к себе бедра.

Он делал именно то, чему, по его словам, отдавал предпочтение.

Лорна не доверяла внезапным порывам страсти. Ее опыт показывал, что страсть основывалась на эгоизме и самолюбовании. Она не обладала против нее иммунитетом, но и не доверяла ей — не доверяла мужчинам, которые, по ее собственному опыту, врали с три короба лишь для того, чтобы затащить женщину в постель. Она не позволяла никому другому заботиться о себе, защищать ее интересы. Она открывалась страсти медленно, осторожно, если открывалась вообще.

Не будь она такой усталой, вымотанной, такой уязвимой, могла бы себя контролировать, однако с той минуты, как начальник службы безопасности проводил ее в офис, почва была словно выбита у нее из-под ног. Она чувствовала головокружение, как будто кухня закрутилась вокруг нее, а пол накренился. Что до него, то он, наоборот, казался вполне осязаемым и очень теплым. В руках его ощущалась сила, никогда прежде ей неведомая, и тело ее отвечало ему, будто ничто, кроме этого минутного удовольствия, не существовало в природе. Приятно было чувствовать его близость. Жар его тела был ей приятен. Его возбужденная плоть упиралась в низ ее живота, и ей это нравилось — нравилось так, что она даже встала на цыпочки, чтобы лучше доставать до нее, хоть и не помнила, как это произошло.

Запоздало спохватившись, что утратила присущее ей самообладание, Лорна оторвалась от его губ и стала отталкивать его.

— Это глупо, — пробормотала она.

— Безрассудно, — согласился он. Его дыхание участилось. Он отпускал ее медленно, поэтому она снова оттолкнула его, и он неохотно опустил руки.

Он не отошел, поэтому отошла она, оглядывая при этом кухню, лишь бы не смотреть на него. Для кухни, в обычном понимании, эта, наверное, была недурна. Лорна не любила готовить, так что, по большому счету, относилась к этому индифферентно.

— Вы похитили меня, — произнесла она, нахмурив брови.

Он взвесил все за и против, затем быстро кивнул:

— Верно.

По какой-то причине его согласие разозлило Лорну еще больше, чем если бы он вступил с ней в полемику.

— Если хотите обвинить меня в шулерстве, желаю удачи, — выпалила она. — Вы ничего не можете доказать, и мы оба это знаем. Поэтому чем скорее вы сделаете из себя идиота, тем лучше. По крайней мере для меня, ибо мне не придется вас больше видеть, и!..

— Я не намерен выдвигать обвинение, — перебил он. — Вы правы. Я ничего не могу доказать.

Это внезапное признание озадачило ее.