Глава 12

Когда Сара вспоминала о своем детстве, ей казалось, что она жила на льдине, или, скорее, в ледяной пещере. Место, где предметы и люди существовали в толще очень чистого льда. Их было видно через полупрозрачную стену, но трогать их, разговаривать с ними было нельзя. Для этого необходимо было растопить ледяную стену, но только своим дыханием, а эта работа была очень трудна… и от нее отказывались. Поэтому надо было учиться жить в ледяной пещере. Одной.

Когда Сара встретила Джейми, она попыталась ему объяснить, что испытывала во время своей юности.

— Это так трудно, — шептала она. — Все прекрасные люди, но живут вне реальности. Они устроились в этом мире, но вне его. Там не происходит ничего плохого, а самая большая драма — плохо накрытый к ужину стол или пересоленная икра. Однажды я услышала, как папа объявил, что не встречал ни одного негра уже в течение трех лет и что это хороший знак. Я спросила: почему? И моя мать мне ответила: «Когда не видишь этих людей там, где бываешь, это означает, что ты живешь в хорошей среде, или, если хочешь, достиг успеха».

Да, вся их философия содержалась в этих простых словах: вращаться в хорошей среде, жить в самом конце частного шоссе, вдали от неуправляемой толпы и интенсивного движения. И еще чтобы в холле находился стильный швейцар.

Папа руководил отделом финансовых вложений на бирже и выпускал «Конфиденциальный листок», очень ценимый вкладчиками. Он хвастал, что способен заработать целое состояние, только разговаривая по телефону. Позже он узнал, что потерять все также можно только из-за одного телефонного звонка.

— Это были люди, довольные собой, — шептала Сара. — Не злые, не расисты, не моралисты, нет, просто самодовольные и никогда ни в чем не сомневающиеся. Для них Рейган был живым богом. Шедевром эволюции, в дарвиновском смысле. В них не было ненависти, только непоколебимая уверенность в том, что они занимают свое место по праву. Потому что все было сделано как надо, потому что Господь тоже хотел этого, и не надо больше возвращаться к этому вопросу.

Черные, латиносы, азиаты были для них как существа с другой планеты. Они с ними не встречались, не видели их окружения, а когда проезжали мимо в лимузине, тщательно избегали смотреть на улицу через затемненные стекла машины.

— Здание, где швейцар черный, — наставляла мать Сару, когда хотела объяснить своей дочери кое-что о жизни, — очень плохое здание, даже если фасад у него самый роскошный и даже если оно расположено в самом элегантном районе. В приличном здании швейцар должен быть белым. Это правило, которое нельзя менять.

Существование матери основывалось на подобных правилах: швейцар не должен быть черным, а белые туфли нельзя носить после определенной даты…

— Ты знаешь, она требовала от горничной, чтобы та, прежде чем принести газету вместе с завтраком, убирала из нее любые вульгарные факты, — добавила Сара. — Она не желала читать статей, где упоминалось о смертях, сексе, насилии… Составила целый список. Горничная должна была вырезать все материалы, содержащие факты из списка, и выбрасывать в мусорную корзину. После такого редактирования газета была полна дыр и походила на кружева. Читать ее было очень трудно. Мама говорила: «Джоана, продезинфицируйте мне это…» — и протягивала газету, журнал или книгу.

Телевидение приводило ее в ужас. Однажды она заявила дочери: «Телевидение — это замочная скважина, чтобы наблюдать за бедными, а я никогда не страдала нездоровым любопытством».

Для нее самым большим бедствием, угрожающим человечеству, была вульгарность. Отсутствие элегантности. Недостаток вкуса. Ничего более страшного она не могла себе представить. Сара видела, как мать рыдала три дня подряд из-за того, что на балу у губернатора посадила на платье маленькое пятнышко.

Люди не злые, всегда улыбающиеся, никогда не повышающие голоса. Но вмороженные в лед…

Это было главное детское впечатление Сары до сегодняшнего дня: никаких острых углов, состояние как после наркоза, ненавязчивая элегантность.

— И однако, у них не было так уж много денег, — заключила Сара. — Я позже это узнала. Они играли в «крупных буржуа», но состояние существовало только в их собственном представлении. Образ жизни сжирал все доходы. Все было взято внаем: машины, мебель, загородные дома. Маленькой девочкой я думала, что все эти вещи принадлежат нам. Нужно было случиться финансовому краху, чтобы я наконец узнала правду.

Несмотря на все, Сара очень любила своего отца Джона Латимера Девона с его костюмами с иголочки. Папа, отдающий приказания брокерам со сдержанной сердечностью. Папа, поседевший со временем, делавший стрижку за триста долларов. Она была в восторге от него, считала, что он может управлять целым миром… до того момента, когда разглядела в нем короля микроскопического королевства, граница которого проходила по порогу его кабинета. Вне границ этого маленького мира он был как красная рыбка, выпавшая из аквариума, как оранжерейный цветок под открытым небом. Обезоруженный, легкоуязвимый, обреченный на гибель.

Саре достаточно было встретиться с Джейми, чтобы понять это с первого взгляда. Папа и мама цвели в защищенном, элегантном мире, где все разговаривали друг с другом намеками, где любое движение бровей расценивалось как маленький атомный взрыв. А Джейми был животным, скачущим среди других животных. Он принадлежал реальности. Он не научился жить — только выживать. Не способный спрогнозировать будущее, он существовал только в реальной угрозе или в ее отсрочке. Хищник.