Таким образом, можно сказать, что хотя появление военно-промышленных комитетов и благоприятно сказалось на снабжении войск, однако роль, сыгранная непосредственно ими, оказалось чрезмерно преувеличенной. Тем не менее, в 1915–1917 гг. представление о решающем значении комитетов в восстановлении боеспособности царской армии было распространено и в войсках, и в обществе. Николай II и крайне правые могли сколько угодно злословить насчет «фрондирующего земгусарства» – российское общество считало иначе, связав все военные неудачи с неспособностью бюрократии эффективно управлять страной, а успехи – с деятельностью Львова и Гучкова.
19 июля. «Прогрессивный блок»
Прерванная войной работа российского парламента возобновилась в сгущающейся атмосфере ожидания военной катастрофы и глубокого недовольства «режимом». Скандал разразился уже на первом заседании, когда подавляющая часть собравшихся в Петрограде депутатов (кроме крайне правых) отказалась поддержать правительственную декларацию. И это было лишь началом кризиса.
П. Н. Милюков увидел в сложившейся ситуации шанс, которого у российской оппозиции не было со времен поражений царских армий на Дальнем Востоке. Он предложил думским фракциям лозунг, способный объединить и умеренных монархистов, и сторонников республиканского строя, и центристов и левых. Лидер «кадетов» потребовал от царя согласиться на «правительство, пользующееся доверием страны», то есть созданное на основе думской коалиции. 20 июля депутаты проголосовали за предложенную «Партией Народной Свободы» формулировку.
Не теряя времени, Милюков тут принялся сколачивать межфракционный союз, получивший название «Прогрессивного блока». Шесть ведущих политических сил страны, от «кадетов» до националистов, вошли в новый блок, собравший под своими знаменами половину депутатов Государственной Думы. Одновременно с этим, Милюков заключает неформальный союз с левыми. Расчет последних очень прост – выступая против «николаевского самодержавия», буржуазия (то есть участники блока) прокладывают дорогу конечному торжеству социализма. Таким образом, если кадеты и октябристы еще надеялись спасти российскую монархию буквально против воли «самодержца», то даже умеренные социал-демократы заранее готовились к «классовым боям» (теоретическим, разумеется) будущего.
А у Николая II, слишком ограниченного, чтобы оценить все возможности и опасности, возникшие с появлением «Прогрессивного блока», весь вопрос вновь сводился к упрямому желанию удержать хотя бы те осколки самодержавия, что еще сохранялись после событий 1905–1907 гг. Отказ от «монарших прерогатив», то есть от права самому назначать и снимать министров, был абсолютно неприемлем – и потому монарх принял «вызов» Государственной Думы. Удивительно, насколько упорно этот человек, не любящий и не умеющий заниматься государственными делами, цеплялся даже не за власть, а за призрак ее.
Тем не менее, у Николая II в распоряжении еще имелись немалые возможности. В августе он демонстративно подавил «министерскую фронду» – все министры, дерзнувшие поддержать требования «Прогрессивного блока», были сняты со своих должностей. А в начале сентября царь отправил Государственную Думу «на каникулы». В то время, как на Западе формировались не партийные, а коалиционные или «общенациональные» кабинеты, в России политический кризис приобрел хронический характер и возможность его разрешения в рамках действующих структур с каждым днем становилась все менее реальной.
26 июля – 8 августа. Рижский пролив
Хотя Эрих фон Фалькенхайн и положил под сукно военные планы Людендорфа и Гофмана, он не мог запретить германскому флоту произвести масштабную «диверсию» на Балтике. Усилив свой флот на Балтике эскадрой дредноутов, немцы сумели прорваться в Рижский залив, однако военный эффект от этого набега оказался минимальным. Обстреляв побережье и потеряв на минах несколько эсминцев, германские корабли вернулись в свои порты. Российская тактика создания «минных позиций» на море продемонстрировала свою эффективность.
28–31 июля. Расстрел в Иваново-Вознесенске
Начавшиеся еще весной 1915 года волнения на текстильных предприятиях Иваново-Вознесенска привели в итоге к жестокому столкновению с полицией и войсками. 28 июля двадцатипятитысячная манифестация направилась к городской тюрьме, куда были отправлены арестованные накануне лидеры забастовщиков. Войска открыли огонь по толпе, убив около сотни человек. «Городской бунт» подавили, но социальные проблемы пулями разрешить было невозможно.
Известие о расстреле в Иваново-Вознесенске облетело страну, став поводом для жесточайшей критики властей, в том числе и с трибуны Государственной Думы. Неспособность местной администрации и провокационный характер действий полиции были очевидны: вместо переговоров последовали аресты, приведшие к открытому бунту и, как следствие, необходимости вызывать войска. Однако, события в провинциальном городе стали лишь проявлением общего кризиса, охватившего к лету 1915 года всю империю.
Начавшаяся годом ранее война потребовала огромных расходов и, как следствие, правительство вынуждено было обратиться к ненадежному средству – эмиссии. Печатный станок заработал вовсю – и это еще было полбеды. Разрыв экономических связей с Центральной Европой привел к потере значительной части импорта, а война добавила к этому и падение собственного промышленного производства. Бумажных денег становилось все больше, а товаров – все меньше. Это создало условия для «идеального кризиса»: инфляция достигла чудовищных показателей в 600 %, а цены в империи в среднем выросли в пять раз. Прежде вполне доступные вещи, например обувь, теперь стали дефицитом – предметом «спекуляции», которая наряду с «дороговизной», стала одной из наиболее распространенных проблем в России 1914–1918 гг.
Таким образом, в течение войны рабочие получали все большую заработную плату, но не могли содержать своих семей. Прибавьте к этому постоянную нехватку продовольствия, вызванную, в том числе, и нежеланием крестьян поставлять зерно в города, которые теперь не предлагали интересующие деревню товары промышленного производства – и мотивы, заставившие рабочих Иваново-Вознесенска выйти на улицы, становятся совершенно понятными.
23 августа. Новый верховный главнокомандующий
Продолжавшееся «Великое отступление» русских армий поставило вопрос о компетентности Ставки, великого князя и его ближайших помощников. А вместе с этим, ближайшее окружение Николая II и сам он считали, что царю следовало принять командование армией еще летом 1914 года. Помимо вопроса монаршего престижа, немалую роль играло и опасение того, что Николай Николаевич, с его общественной репутацией противника «придворной камарильи» и «распутинской клики», мог превратиться в политическую фигуру. И вот теперь, в условиях начавшейся борьбы с Государственной Думой и ее «Прогрессивным блоком», царь наконец решился занять пост Верховного главнокомандующего.
Назначив Николая Николаевича номинальным командующим Кавказского фронта, Николай II приехал в Могилев, где теперь располагалась Ставка. Своим начальником штаба и фактическим руководителем армий он избрал М. В. Алексеева, бывшего прежде начальником штабов Юго-Западного и Северо-Западного фронтов. Он считался лучшим стратегом царской армии и к тому же импонировал монарху своей нарочитой простоватостью. Кандидатура Алексеева была хорошо принята армией и обществом, а вот новый Верховный Главнокомандующий был встречен холодно: говорили о том, что царь неудачлив, что после его приезда в Галицию началось отступление, что командовать войсками он не может. Даже вполне лояльные к Николаю II люди, включая и его министров, открыто опасались того, что, надолго покидая столицу, император в конце концов потеряет контроль над страной, а вполне вероятные еще крупные военные поражения могут привести к мятежам.
8 сентября. Болгарская мобилизация
Поражения России, неудачные наступление англо-французов на Западном фронте и явственный провал десантной операции союзников в Галлиполи определили решение болгарского царя Фердинанда I выступить на стороне Центральных держав. Одержав победу вместе с Германией и Австро-Венгрией, в Софии рассчитывали пересмотреть итоги Второй балканской войны и утвердить Болгарию в качестве ведущего государства региона. Для Берлина и Вены вступление болгар в войну означало не только «приобретение» полумиллионной армии, считавшейся наиболее боеспособной на Балканах, но и возможность нанести фланговый удар по Сербии, установив наконец-то прямое сообщение с Константинополем.
После того, как болгары начали боевые действия против сербов, Россия и ее союзники по Антанте объявили им войну, но Белграду это помочь уже не могло. Поздней осенью 1915 года германо-болгарская группа войск Августа фон Макензена нанесла сербской армии поражение и вместе с австровенгерскими войсками оккупировала балканское королевство.