Подводя итог разговору об эпохе антидепрессантов, можно сказать, что был разработан новый способ лечения депрессии в форме лекарственных средств. Лечение имело некоторые вариации, основанные, однако, на одной и той же исходной предпосылке. Лечение широко признано эффективным как врачами, так и пациентами. Была предложена теория о причинах депрессии, однако подкрепляющий эмпирический опыт крайне скромен. Из-за восторга, окружавшего новый метод лечения, было сделано несколько крайне опрометчивых заявлений как о природе болезни, так и о самом лечении. Некоторые специалисты стали применять только терапию антидепрессантами, исключив все прочие методы. После того, как некоторые чрезмерно раздутые заявления оказались несостоятельными, последовал откат. В то время как многие разочаровались в лечении, которое ранее считали эффективным, критики стали рассматривать его в лучшем случае как бесполезное, а в худшем – как приносящее вред[552]. Если лечение и вправду было бесполезным, огромные деньги, потраченные на него, оказались выброшены на ветер.
Знакомый сюжет, правда? Такую же историю мы наблюдали в третьей главе, рассказывавшей о том, как разрабатывался новый метод лечения депрессии – психоаналитическая психотерапия. Тоже с вариациями, основанными на одной и той же исходной предпосылке. И врачи, и пациенты сочли, что лечение работает. Психоанализ также разрабатывал теории о том, что вызывает депрессию, – и эмпирических подтверждений этим теориям нашлось немного. И снова, как и в эпоху антидепрессантов, многие врачи предпочли этот метод всем прочим. И снова произошел откат – ровно тогда, когда самые громкие обещания оказались невыполнимы. Кое-кто ощутил лишь разочарование, но критики поспешили объявить психоанализ в лучшем случае бесполезным, а в худшем – абсолютным злом. Если психоанализ и вправду был бесполезен, то люди просто впустую потратили на него время и деньги.
Одна из теорий, объясняющих принцип работы психотерапии, заключается в том, что пациенты заключены в рамки одной и той же истории, которую рассказывают о себе: например, о том, как они одиноки или как пострадали. Терапия помогает пациентам увидеть, что зацикливаться на этой истории вовсе необязательно, – они могут вспомнить и другие истории своей жизни. История медицины может иметь схожую роль. Как только появляются новые методы лечения, мы можем с большей долей реализма оценивать их эмпирическую базу. Не нужно чрезмерно превозносить их и отказываться от всех других методов. Следует также с осторожностью относиться к утверждениям, что новое лечение безвредно. Не стоит всякий раз проживать одну и ту же историю.
От мозга к человеку
Много лет Вирджиния Вулф боролась с аффективным расстройством, но, в конце концов, утопилась в 1941 году. Через два года после написания эссе, посвященного дате изменения человеческой природы, Вулф написала новое – «О болезни», – где говорила о том, что болезнь – редкая тема для рассказов: есть в ней что-то непристойное – то, что не всякий решится вынести на публику. Может, в 1920-х годах так и было. Но не в эпоху «Прозака». Последние лет тридцать мы наблюдаем множество опубликованных мемуаров о депрессии.
Но люди пишут не только о депрессии. В многочисленных мемуарах последних лет какие только болезни не упоминаются. Интерес к этим рассказам есть не что иное, как реакция на несколько направлений современной медицинской истории: продвинутые медицинские технологии, увеличивающие дистанцию между пациентом и лечащим врачом; культура исследований, рассматривающая заболевание скорее в цифрах, нежели в отдельных людях; ориентированная на прибыль медицинская система, не поощряющая долгий прием в кабинете врача. Технологии и статистический подход имеют множество преимуществ. Но они не слышат запутанных историй от больных людей об их жизнях и проблемах. Как не хочет их слушать и врач, находящийся под давлением необходимости принять как можно больше пациентов за день. А уж как не желают их знать страховые компании! Вам повезет, если на горячей линии согласятся помочь исправить ошибку в выставленном счете.
Сомневаюсь, однако же, что о какой-нибудь другой болезни напишут столько же, сколько о депрессии. Отчасти это связано с характером болезни. О смертельных недугах, по понятным причинам, пишут мало. Депрессия тоже может стать фатальной, но обычно этого не происходит. Некоторые недуги, такие как болезнь Альцгеймера или шизофрения, весьма затрудняют сам процесс написания мемуаров (хотя пишут даже и о них). Заболевания, которые протекают в легкой форме и быстро проходят, не считаются стоящими упоминания в собственной автобиографии. Они также обычно не являются частью личности, как это часто бывает в случае депрессии. А эпоха антидепрессантов стала временем, когда депрессия превратилась в культурный опыт.
Мемуары задаются теми же вопросами, что и эта книга, а еще и придают им оттенок автобиографичности: что есть моя болезнь – древнее и всем знакомое заболевание или же причуда цивилизации? Что делает ее реальной, что вообще значит для болезни – быть реальной? Отчего я страдаю: от психотравм или от нарушения биохимических процессов? Если второе, поможет ли мне психотерапия? А если я переживаю последствия психологической травмы, будут ли эффективны медикаменты? Кто или что я, если какая-то таблетка может изменить мое отношение к жизни? Каковы финансовые, социальные и личные издержки приема этих самых таблеток? Мемуары о депрессии отлично демонстрируют, что жить с депрессией – это не просто страдать от болезни, а еще и ежедневно задавать себе эти вопросы и мучиться в поиске ответов на них.
6
Мемуары о депрессии
Настроение и метафора
В романе «Под стеклянным колпаком» Сильвия Плат выбрала странный образ. Метафоры часто делают незнакомые нам вещи понятнее, сравнивая их с чем-то более привычным. Например, понять, как ведет себя мозг под воздействием наркотиков, мы можем при помощи следующего примера: все мы видели, как жарится яйцо: оно сначала жидкое, а после затвердевает; единожды изменив форму, яйцо уже не вернется в прежнюю. Именно так одна просветительская кампания предостерегала от рисков употребления «легких» наркотиков. Мы не можем видеть, как выглядит наш мозг после наркотиков, так что последствия их употребления кажутся чем-то неосязаемым и нереальным. Депрессию тоже трудно понять. Естественно, многим из тех, кто ею страдает, кажется, что остальные не видят, что с ними что-то не так. Однако, когда Сильвия Плат решила поделиться своей историей, она сравнила свои ощущения с пребыванием под мало кому известным предметом.
Однако образ, созданный Плат, – сосуд, предназначенный для содержания вакуума, – все же обладает определенной силой. Он передает чувство удушья, а также намекает на «портативность» депрессии: ты повсюду носишь ее с собой. Как говорит ее героиня Эстер Гринвуд: «… где бы я ни находилась – на палубе лайнера или в уличном кафе в Париже или Бангкоке, – я все равно бы находилась под тем же стеклянным колпаком, варясь в собственном соку и отчаянно ища выход»[556].
Несмотря на то, что это довольно яркий образ, он все равно понятен немногим. Может, в этом и состояла задумка. Знакомый образ мог бы показаться читателю слишком скучным для такой ужасной болезни. Сюжет из повседневной жизни рисковал привести ровно к тому, чего больше всего опасаются страдающие депрессией, – к созданию впечатления, что они не сражаются с мистическим чудовищем, а просто захандрили, что со всеми бывает. Метафоры, призванные передать смысл незнакомого понятия, в то же самое время сами могут стать слишком обыденными – неужели образ «черной собаки» Черчилля помог кому-нибудь понять, что такое депрессия? Плат, как никто, умела облекать в слова раны, наносимые жизнью: хлестко и в то же время мелодично, как в стихах из сборника «Ариэль», написанных почти перед самоубийством. В романе она использует одну метафору, чтобы объяснить другую, нагромождая образы друг на друга: «Для человека под стеклянным колпаком, опустошенного и застывшего, словно мертворожденный ребенок, сам мир является кошмарным сном»[557].
Теперь все стало понятнее, правда?
Мемуары о депрессии как жанр и источник информации
Я начал эту книгу со сцены из романа Чимаманды Нгози Адичи «Американха». Спор между Ифемелу и ее тетей-врачом Уджу отражает главный и очень сложный вопрос, сопровождающий депрессию: действительно ли это болезнь? Мемуары о депрессии, вышедшие в последние годы, старательно ищут ответ на этот вопрос. Главную идею всех произведений можно обозначить так: