Мое разбитое сердце не заживало, с каждым днем лишь сильнее болело. Но я не подавала вида, улыбалась, танцевала на приемах, организованных в честь единения империи, увлеченно училась в академии. Ночами же ревела в подушку, бессильно вырубаясь после полуночи.

Роах всегда был рядом. Он утешал меня, развлекал, ругал, когда я делала что-то не так или ленилась выполнять обязанности правителя. Раух тоже поддерживал меня, как и Луциан в человеческом или зверином облике.

Роман все чаще пропадал в лесах вместе со своей хранительницей и Алексис, уверяя всех, что у него есть великая миссия. Какая точно, никто не знал, но сын Родрика Золотого был столь убедителен, что даже Эльдар выписал ему освобождение от своих занятий, а заодно убедил супругу отпустить Алексис.

Мужчины клана Ледяного Ветра, как глубокомысленно объяснял мне Раух, любят один раз и навсегда. Он говорил, что, к своему стыду, был равнодушен к первой своей супруге, матери Роаха, на которой его насильно женили еще подростком, но вторую боготворил. Мне довелось близко познакомиться с ней на одном из балов, организованных в честь восшествия Королевы Океана, то есть меня, на престол. Жена Рауха была похожа на Снежу, если той прибавить двадцать лет и пятьдесят килограммов, и умела приковать внимание, ничуть не стесняясь своих габаритов, напротив, несла себя с достоинством.

— Ваше величество! — воскликнула она, обращаясь ко мне впервые. — Спасибо вам, что приблизили моего супруга. Гарантирую, он вас не подведет.

Женщина так посмотрела на Рауха, что тот побледнел, тут же покраснел и, наконец, улыбнулся. Он действительно любил свою в буквальном смысле сногсшибательную супругу.

И ведь правда — не подвел. Раух взял под свой контроль северные земли и даже обнаружил где-то жидкость, которую прозвал «кровь дракона». Иссиня-черная, пахучая, она горела похлеще пламени этих самых драконов. Самар и весь инженерный факультет академии, который я щедро проспонсировала за счет урезания бюджета на дворцовые украшения и платья императрицы, уже искали применение этому удивительному веществу.

Незаметно в делах прошло полгода, затем год. Я ловила себя на мысли, что постоянно веду внутренние диалоги с^-Тавром, спрашиваю, как бы он поступил в той или иной ситуации. Мой бывший жених, хоть и не замечал этого, куда лучше меня умел справляться с ретивым дворянством. Меня преследовали размышления о том, как он, наверное, счастлив в окружении себе подобных, среди ведьм, схожих с ним по образу мыслей и действий.

В одну из ночей, когда меня одолевали ревность и жалость к себе, я стояла возле окна и вдруг заметила промелькнувшую в тени деревьев мужскую фигуру, из-под низко опущенного капюшона виднелись золотые волосы. Не помня себя, слетела вниз по лестнице, игнорируя удивленные приветствия стражи, и устремилась в сторону королевского лабиринта. Я бежала по извилистым зеленым коридорам, и ветви цеплялись за одежду.

Выбившись из сил, остановилась и поняла, что очутилась в том месте, где мы с Тавром впервые встретились. Тогда я свалилась на него с живой изгороди, а он подхватил меня в воздухе. Пели цикады, усиливающаяся влажность говорила о том, что вот-вот начнется дождь…

Сейчас, оказавшись здесь в одной ночной рубашке, я не могла позволить себе роскошь разрыдаться. Тавра нет, он не вернется, и уж точно не сторожит под окнами моей спальни, а глупое сердце все не давало мне признать это.

По возвращении к себе я знала, что делать. Бумага и перо, выданные мне Лизабель и целый год пролежавшие без надобности, оказались в руке. Не задумываясь, написала кровью:

Прочитав еще раз расплывающийся текст, поставила под ним размашистую подпись и, пока не передумала, отправила секретарю. Потом вызвала садовника, сонного и немного трясущегося от страха, и приказала:

— Срубить королевский лабиринт, вместо него разбить сад со снежными розами и вырыть несколько небольших озер. Когда вернется Роман, пусть вокруг них вырастит рощу из северных кленов и белых дубов.

Не дав себе времени на раздумья, попросила вызвать ко мне графа, и тот в считаные минуты прилетел из академии.

Роах стоял на моем балконе, одетый с иголочки, и только несколько обескураженный вид выдавал, что графа подняли^-из постели.