А через мгновение его уже нет.
Ни порыва ветра, ни хлопанья крыльев, ничего. Исчез. И когда у ног Никеля что-то падает с глухим звяком, он не сразу догадывается наклониться и поднять… чешуйку. Черную, с ладонь величиной, драконью чешуйку.
Он стоит, держа ее в ладонях, смотрит в пустое ночное небо, и, наконец-то шепчет:
«Прости меня, Марио. Пожалуйста. Когда-нибудь. Прости меня».
И ему кажется, что его услышали. Где-то. Когда-то.
28. День драконьей независимости
На последних фразах Бонни плакал, даже не пытаясь спрятать слезы. Честно говоря, я тоже. Было безумно жаль двоих придурков, Никеля и Марио… в смысле, Бонни. Из него получился потрясающий дракон. Как будто драконом родился.
— А дальше? — спросил он через несколько мгновений, сердито вытер лицо подушкой и подгреб меня к себе под простыню. — Только не говори, что дракон улетел навсегда. Он не такой идиот.
— Уверен, что не такой? — обняв Бонни руками и ногами, я грелась: сама не заметила, как примерзла.
— Уверен.
— Ну, наверняка они снова встретились. А вот как, зависит от того, простил ли дракон Никеля. Ты бы простил?
— Простил бы, куда б я делся. Я его люблю.
Я задумчиво поцеловала его в шершавый подбородок, заглянула в глаза.
— Только поэтому бы простил?
Бонни покачал головой и ответил внезапно серьезно:
— Нет. Я устал ненавидеть и разрушать все, что мне дорого. Никель смог признать свои ошибки и поступить правильно. Я тоже смогу. — Бонни нежно мне улыбнулся и снова прижал к себе. — Мне повезло больше, чем дракону. У меня есть вы оба, ты и Кей. Как ты сказала, никаких отмазок, только осознанные решения?
— Это Никель сказал.
— Конечно, Никель. Ты просто рассказала.
— Я же Шахерезада, мне положено просто рассказывать.
— Тогда расскажи мне, как они встретились еще раз. Я хочу счастливый конец.