Никель в этот момент тоже ненавидел. Себя, Эль Драко и драконью кровь. Его сердце рвалось на части от вины и отчаяния, но никак не могло разорваться окончательно и перестать перегонять кровь. Слова дракона хлестали наотмашь, хуже, чем пощечины. Больнее. Намного больнее. И Никель почти поверил ему, ослепленный собственными эмоциями.

Почти.

Он же — Зимний лорд, он не верит словам, а только поступкам. А Эль Драко держал его за руку, уже здоровую руку, и никак не мог отпустить. Значит, он не только ненавидит. Значит, еще есть шанс.

«А сейчас, Марио, ты сделаешь все, что я прикажу?» — спросил Зимний лорд, задавив на хер собственную боль и желание сдохнуть, лишь бы не мучиться дальше.

«Разумеется, мой лорд», — голос Эль Драко звенел, как перетянутая, готовая вот-вот лопнуть, струна.

Искушение приказать: прости меня и забудь то, что я с тобой сделал, было велико. Нет, не так. Оно было огромно. Зимний лорд точно знал, почему надо сделать именно так. Оставить дракона себе. Стать богом. Получить все и сразу: бессмертие, небо, нерассуждающую драконью верность. Любовь. Почти настоящую любовь и почти настоящее доверие.

«Тогда слушай внимательно, дракон. Когда я скажу «ты свободен», приказ вступит в силу».

«Да, мой лорд», — Эль Драко склонил голову, пряча глаза. Он не хотел, чтобы Никель видел в них надежду. Сумасшедшую, отчаянную надежду на чудо. Чудес не бывает, как не бывает любви и дружбы, как не бывает честности и бескорыстия. Ничего, во что верят глупые драконы, даже когда на них вот-вот наденут цепь.

«Ты всегда будешь в здравом уме. Всегда будешь помнить себя. Кто ты есть, кем был, кем хочешь стать. Твое прошлое не будет властно над тобой. Ты сам будешь выбирать, что чувствовать. Никакой боли, если ты этого не хочешь. Никакой ненависти, если ты не выбрал ее сам, осознанно. Ты понял меня, дракон?»

«Да, мой лорд», — он все еще не верил тому, что слышал. Он ждал, когда же прозвучит то самое условие, которое навсегда привяжет его к Никелю. Не как друга, а как раба. Ведь ни один разумный человек не откажется от дракона в собственности.

«Ты не будешь больше покорен чужой воле, даже если твой хозяин прикажет тебе. Только твой выбор. Всегда. Кто бы что тебе ни сказал, что бы ни сделал, ты только сам будешь решать, как поступить. Никаких отмазок. Никаких оправданий. Никакого безумия. Ты услышал меня?»

Эль Драко кивнул. Ему отчаянно хотелось спросить: ну, где уже твой подвох, давай скорее, я измучился ждать удара в спину. Но он промолчал, ведь последнее, что у него осталось — это гордость.

«А теперь скажи мне, Марио, чего ты хочешь. Кроме свободы от безумия, боли и ненависти?»

Эль Дракон хотел бы сказать: любви. Доверия. Твоей дружбы. Неба на двоих. Совсем немного, Никель, и ничего реального. Ничего, о чем я осмелюсь сказать вслух, потому что меня уже предали, и не один раз. Достаточно.

Но вместо этого усмехнулся ему в лицо.

«Вот так просто, Никель? Свободы будет достаточно. Было бы достаточно. Но кто ж меня отпустит? Я — или неразумный дракон, цистерна драгоценной крови и ливера на опыты, или разумный убийца, которого ждет электрический стул. Так что лучше бери кровь, ливер и медаль за освобождение нации от кошмара».

На это Никель только пожал плечами:

«Оставь эту проблему мне, Марио. За сто миллилитров твоей крови и Пиночета объявят святым, не то что дракона выпустят. А если будет недостаточно, я найду способ тебя защитить. Позволь мне сделать для тебя хотя бы это. Пожалуйста».

«Ладно, раз ты просишь», — кивнул Эль Драко, все еще не веря в чудеса.

«Идем наверх, Марио. Я не хочу прощаться здесь», — сказал Никель, и Эль Драко снова кивнул, позволил себя обнять.