Дикий Билл заслужил свое прозвище главным образом по двум причинам. Во-первых, потому что в агентстве его на первых порах царил дичайший хаос в сфере административных и всякого рода процедурных дел. Сам он в это время выискивал таланты где только мог: в университетах, в деловых кругах, в юридических конторах, в армии, на вечеринках в Джорджтауне, — всюду, где можно было встретить кипящую энергией незаурядность или хотя бы узнать, в каком месте ее искать. Его непосредственные заместители и их помощники занимались тем же, так что прошло много времени, пока была выработана некая систематизированная метода комплектования многоязычного штата агентства. Доновану было наплевать на всю эту неурядицу. В решении наиболее запутанных административных дел он полагался на молодых способных людей из своей нью-йоркской юридической конторы, считая, что если результаты трудов его агентства будут хорошими, то все промахи и неурядицы спишутся, а если агентство потерпит провал, то Соединенные Штаты, вероятно, проиграют войну, и тогда, кому будет дело до какой-то там бухгалтерии. И в этом он был, вероятно, прав.
Так или иначе, Донован умудрился создать вокруг работы своего агентства ореол новизны и дерзости, о нем самом и его делах складывались легенды. Это, естественно, приводило в ярость чиновничье племя, зато способствовало созданию вокруг работы разведки романтического культа, который в свое время, овладев сердцами большого числа рядовых граждан, помог разведывательной организации выстоять в битве за право существования. Но тот же культ, конечно, сотворил и миф о разведработе как о цепи подвигов рыцарей плаща и шпаги, миф, который не так-то просто разрушить, а вместо него втолковать любителям шпионских историй, что суть разведывательной работы состоит из умения должным образом оценить информацию из различного сорта источников, каким бы способом она ни была добыта.
Вторая причина, по которой Донован заслужил прозвище Дикий Билл, — его восторженное отношение к храбрости и отчаянной смелости как к человеческим качествам. Кому он по-настоящему завидовал, так это тем, кто находился на фронте. Он вечно разъезжал туда-сюда, норовя оказаться поближе к местам боевых действий и оставляя на попечение своих подчиненных более скучные обязанности, связанные с обработкой разведывательной информации и подготовкой докладов президенту США или Объединенному комитету начальников штабов (ОКНШ).
К счастью, Донован умел выбирать подчиненных. Некоторые из них были, конечно, люди чудаковатые, но общий «коэффициент талантливости» в агентстве был высок — и чем ответственнее должность, тем, как правило, выше был этот коэффициент.
Одно из величайших достижений Донована в том, что он привел в движение цепь событий, привлекших к нему и разведывательной работе множество способных людей. С их появлением интеллектуальная жизнь в сферах, занятых проблемами зарубежных стран, обрела некую живость и накал, аналогичные тем, которые когда-то — во времена рузвельтовского «нового курса» — юристы и политологи привнесли в сферу проблем внутренней жизни страны.
Томас (Томми) Коркорэн, многие годы бывший юристом при Белом Доме, специалист по политическим проблемам и организатор «мозгового треста» в начальные годы «нового курса», полагает, что за долгие годы своей карьеры он сделал немало для правительства, но величайшую из своих заслуг он усматривает в том, что помогал толковым молодым людям с юридического факультета Гарвардского университета закрепиться во всех правительственных учреждениях. Он считал, что корпус общественной службы нуждался в притоке высокообразованных людей, готовых работать не за страх, а за совесть. Донован сделал то же самое для отрасли знаний, связанной с изучением различного рода международной проблематики, — он сумел собрать под свое крыло такое созвездие талантов и специалистов, которое даже и не снилось Госдепартаменту[1]. Многие из них потом откололись, но все же ядро их не только сохранилось и создало определенную традицию, но в конечном счете заняло ключевые позиции в разведывательной системе, которая необходима Соединенным Штатам, чтобы справиться с проблемами двадцатого века.
Донован начал с того, что пошел за советом к Арчибальду Маклишу, интеллектуалу и поэту, работавшему в Библиотеке Конгресса. Маклиш обратил его внимание на то, что в книгах, журналах, газетах и картах можно найти просто залежи полезной информации, — полезной для исследователей. умеющих работать с такими источниками. Он предложил использовать возможности Библиотеки Конгресса и назвал имена ряда ученых, которые, возможно, согласились бы помочь в этом.
И в самом деле, многие новые сотрудники УКИ (а позже УСС) начинали свою работу во флигеле Библиотеки Конгресса, поскольку это было единственное место, где — пока шла проверка их с точки зрения благонадежности — они могли сидеть и читать то, что было полезно для их будущего дела. В конце концов Донован отыскал подходящее место для большинства своих сотрудников — это был старый многоквартирный дом, примыкавший к зданию Госдепартамента, вместивший чуть ли не две тысячи ученых разного профиля, среди которых, впрочем, наблюдалось поразительное преобладание специалистов по зарубежным странам. Но вскоре «империя» Донована разрослась до такой степени, что понадобился комплекс из двух зданий (одно серого кирпича, другое красного), прежде принадлежавший Национальному институту здравоохранения, да плюс к тому несколько каркасных домов возле Потомака — отчаянно скучного вида, из тех, что наскоро возводились во время второй мировой войны. Такова была главная территориальная база УКИ.
Фактически, первыми «рекрутами» новой организации стали двое чрезвычайно способных и трудолюбивых ученых: президент Уильямсовского колледжа Джеймс Финней Бакстер и профессор европейской истории, преподававший в Гарвардском университете, Уильям Лангер. Бакстер проработал с Донованом относительно недолго, зато Лангер стал главой отдела исследований и анализа и не только пребывал а этой должности всю войну, но и использовал накопленный опыт позже, когда в 1950 году вернулся в разведку, чтобы организовать в рамках ЦРУ Управление национальных оценок (УНО). Будучи незаурядным специалистом по немецкой истории времен Бисмарка, он обладал необходимой квалификацией для анализа планов и потенций Германии в свете ее стремления покорить Западную Европу и Средиземноморье. В помощь себе он привлек целую плеяду известных ученых, в том числе и Шермана Кента из Йельского университета, тоже специалиста по европейской истории, позже ставшего директором УНО. Какое-то время спустя корпевшие над различными бумагами в Библиотеке Конгресса ученые переместились наконец в Управление координатора информации.
Доновану чрезвычайно льстило то, что в его организации подобралась группа выдающихся исследователей, да и тех, кому он расписывал достоинства своих мозговитых «профессоров», это впечатляло. Однако Госдепартамент пребывал по этому поводу в холодном равнодушии, поскольку уже и в те времена придерживался позиции, что опыт и интуиция послов и прочих работников дипломатической службы — лучшая из мыслимых опор для творцов политики Исследовательская работа, полагал Госдепартамент, небесполезна, конечно, но служить в качестве существенного «ингредиента» понимания международной ситуации она никак не может. Позиция эта глубоко укоренилась в сознании работников Госдепартамента. Она жива и по сию пору, хотя наиболее дальновидные из числа его служащих и не разделяют ее. Так что противостояние двух мнений — Госдепартамента и разведки — сделалось чуть ли не традиционным, и лишь наиболее одаренные представители обеих организаций понимают, что подлинное сотрудничество специалистов дипломатической службы и разведки могло бы оказаться плодотворным для всех.
В то времена Госдепартамент был довольно инертной организацией, но все же помощник госсекретаря Уэллс Самнер — близкий Рузвельту человек — предпринял необходимые усилия, чтобы наладить некое сотрудничество с УКИ, а позже и с УСС. 10 августа 1941 года он достиг взаимопонимания с Донованом, согласившись, чтобы новое агентство несло ответственность за сбор информации экономического характера за рубежом. Но сфера деятельности Донована не должна была охватывать страны Латинской Америки, где уже подвизался не только Эдгар Гувер, но и координатор по межамериканским делам Нельсон Рокфеллер.
У.Лангер
При всем том, сотрудничество это всегда напоминало улицу с односторонним движением. И УКИ, и УСС приходилось довольствоваться ролью просителей, когда дело касалось доступа к дипломатическим сообщениям, распространение которых за пределами Госдепартамента подлежало строгому лимитированию. Никто по рассматривал новое разведывательное агентство как равноправного партнера в вопросах, относившихся к выработке внешнеполитического курса, его даже по воспринимали в качестве центральной разведывательной организации, а относились как к чему-то излишнему, как к некоему необязательному учреждению, которое, впрочем, время от времени поставляет интересную и полезную информацию, а также всякие аналитические материалы.
Ко времени создания УКИ, Нельсон Рокфеллер действовал в своем латиноамериканском феоде полунезависимо от Госдепартамента почти год. Это не помешало ему сердечно приветствовать успех организации Донована, когда та снабдила его кое-какими исследовательскими материалами о Латинской Америке и которая, как и Рокфеллер, с энтузиазмом ухватилась за мысль об антинацистской психологической войне. Впрочем, что касалось сбора в Латинской Америке разведывательной информации и осуществления контрразведывательных операций, то и Рокфеллера и Донована опережало ФБР, поскольку оно обрело эту прерогативу задолго до них. На протяжении всего военного периода Гувер со всей свойственной ему неистовостью защищал свои позиции, в значительной мере опираясь на связи с британской разведкой, в тех случаях, когда ему надо было продемонстрировать искусность в разведывательном деле. Ни УКИ, ни УСС так никогда и не сумели потеснить ФБР в латиноамериканском регионе.
Самым трудным препятствием на пути УКИ был вопрос о преимущественной ответственности за сбор разведывательных данных в других частях света, на которые теоретически распространялась юрисдикция армии и флота. Понадобилось несколько месяцев, чтобы уладить ряд проблем с Госдепартаментом, военным ведомством и военно-морским министерством, но так или иначе к сентябрю 1941 года Донован обрел монопольное право на тайный сбор разведывательной информации за рубежом. В закреплении этой функции за УКИ Доновану, конечно, помогли такие дальновидные политики, как Фрэнк Нокс и Генри Стимсон.
После поражении Франции в июне 1940 года Соединенные Штаты продолжили поддерживать дипломатические отношения с вишистским правительством, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим в оккупированной немцами зоне. Великобритания была лишена этой возможности, и потому Черчилль одобрительно относился к позиции США, хотя в самой Америке было немало патриотически настроенных людей, честивших Госдепартамент на чем свет стоит за то, что он поддерживает отношения с правительством Петена. Вьгоды этой позиции обнаружились лишь значительно позже — во время высидки американских вооруженных сил в Северной Африке, находившейся под контролем Франции. Операция эта прошла намного легче благодаря тайным контактам с французскими властями, которые были бы немыслимы, если бы не работа американской разведслужбы под прикрытием дипломатического иммунитета.
С формальной точки зрения, вплоть до декабря 1941 года Соединенные Штаты хранили нейтралитет. В конце 1940 года послом при правительстве Петена был назначен адмирал Уильям Лихи, близкий друг Рузвельта, а военным атташе — полковник Роберт Шоу, который после войны стал работником оперативно-агентурного подразделения ЦРУ. К весне 1941 года Шоу уже получал секретную информацию от ряда антифашистски настроенных офицеров французской армии. Еще большей свободой действий пользовались американцы во французской части Северной Африки, где антинемецкие настроения были тоже довольно сильны. Так что там открывались неплохие возможности для разведывательной работы. И они были использованы Робертом Мэрфи, весьма способным работником дипломатической службы, позже занимавшим ряд ответственных правительственных постов и всегда проявлявшим интерес к делам разведки.
Несколько лет спустя он стал членом президентской комиссии по надзору за деятельностью разведывательных служб. В предвоенный период Мэрфи был первым советником американского посольства во Франции, а потом отправился со специальной дипломатической миссией в Северную Африку. В феврале 1941 года он заключил экономическое соглашение с губернатором Северной Африки, представлявшим там интересы Франции. По этому соглашению США выразили желание продолжать торговлю со странами этого региона, но при условии, что американским служащим будет позволено находиться в Алжире, Марокко и Тунисе с целью наблюдения за тем, чтобы прибывающее из Америки продовольствие не переправлялось в нацистскую Германию. Весной того же года Мэрфи стал американским консулом в Алжире, и в соответствии с вышеуказанным соглашением было принято решение назначить в помощь ему двенадцать вице-консулов в качестве «контролеров за поставками продовольствия».