Я не догадалась, что тогда был день рождения Джейми. В этом, я думаю, тоже была проблема. Если бы мы пришли в другой день – подождали бы хоть до понедельника, – всё бы по-другому повернулось. Но мы недодумались. Когда я открыла её багажник, а там – шарик в форме цифры «8», у меня чуть сердце не разорвалось. Когда Тесс мне в тот день открыла, то вела себя нервозно, настороженно, будто ждала, что что-то случится.
А тут ещё Йен заявился как к себе домой. Тесс начала осыпать нас обвинениями. Решила, что мы с Йеном сообщники. Она говорила какой-то бред, а от Йена никакой помощи – стоит, повторяет, что она спятила. А потом Тесс обратилась уже не к нам, и стало понятно, что ей видится Джейми. Я всё прокручиваю у себя в голове ту сцену с ножом. Тесс, очевидно, бросилась к нему. Йен стоял ближе всех, тоже к нему потянулся – просто чтобы она его не взяла, мне кажется. Схватил его первым, но он не нападал на Тесс: она сама насадилась на нож. Я уже говорила, всё так быстро случилось. Тесс вынула из себя нож, осела на пол. Я накрыла рану, Йен вызвал «Скорую». А остальное вы сами знаете.
С моих слов записано верно.
Подпись: Шелли Лэнг.
Глава 66
Слепящие лучи летнего солнца танцуют в оконном стекле, факельными отблесками отражаясь на ящиках со слабыми петлями. Вот луч падает на кухонный стол, вырывая из полумрака белую коробочку с аккуратной надписью:
С тех пор, как я сидела за этим же столом, держа в руках эту коробочку, много что случилось. И в то же время ничего особенного. Но кое-что изменилось. Я всё так же по тебе тоскую, Марк. Конечно, тоскую. Но уже иначе. Как когда скучаешь по какому-то периоду в жизни – вот, например, ты за мной ухаживаешь и ещё ничего не ясно, а вот ребёнок родился, а вот я Джейми держу в руках. Я горюю по тебе, но не так, как раньше. Эта боль теперь в стеклянной баночке, как на выставке таксидермии – дикий зверь, прекрасный, фантастический, которого и хочется иногда выпустить на волю, да не получится.
Мне больше не нужно слышать твой голос. Задавать тебе вопросы, слушать ответы. Это всё равно не ты, а мои воспоминания о тебе.
Ты был замечательным мужем, прекрасным отцом. Наши отношения были неидеальными, но мы стали так близки, как только могут быть два человека. Я тебя любила. Не стоило мне сомневаться в том, что тебя и правда не стало, а теперь мне пришло время это принять, жить дальше.
Мы с Джейми – зеркало друг друга. Если я счастливая, то и он тоже. А когда он счастливый, то я чувствую, что живу. Без него я никто и ничто.
В этот раз я буду аккуратнее. Пока Джейми дома, никого сюда пускать не буду. Ещё раз в больницу мне нельзя, и пить таблетки, которые меня заставят пить, – тоже. Нельзя, чтобы Джейми опять убежал. Того незнакомца с резким голосом я сама себе придумала. Это был мой бред. Теперь я это знаю. И если он снова позвонит, то и бояться не нужно.
Можно было бы переехать. Найти нам домик на берегу, в деревне, где нас никто не знает. Денег-то хватает. Жизнь попроще была бы и без сеансов с Сэндлером, и без этих Шеллиных «Ой, я в бассейн ехала, ну и решила, дай загляну на чашечку чая». И без вечных оглядок незнакомцев во время прогулок по улице, и без беспокойных пауз в телефонных разговорах с мамой и Сэмом. Но в этом доме с бесконечными уголками, мраком живёт Джейми. Это его дом, а Джейми – мой. Поэтому мы остаёмся, и в этот раз я буду аккуратнее.
Йена так ни к чему и не привлекли. Из меня свидетельница не самая надёжная. Но он получил официальное предупреждение. Признался, что мне про долг наврал. Думал, видимо, что мне так плохо, что я ему просто эти деньги отдам и он сможет спасти компанию. Знаю, ты пытался взять кредит, чтобы ему помочь. Хороший ты был человек, Марк.
Иногда Йена мне жалко. Он искренне пытался мне помочь, ну и вытянуть свой бизнес хотел. Но потом вспоминаю слепящий свет фар, и в сердце одна только ненависть.
Пальцами пробегаю по упаковке из фольги. Хлоп, хлоп – на ладонь падают две белые как мел таблетки. Держу их на солнце мгновение, потом прячу в кулаке.
– Джейми, – кричу я ему наверх, – завтракать пора!
Молчание. Краткий безответный миг, когда сердце у меня заходится в груди, когда в груди так привычно давит. Не смею даже вздохнуть, прислушиваясь. Может, опять он убежал? После больницы он две недели искал дорогу домой. И поначалу меня сторонился – только светлые кудри мелькали в домике на дереве или из спальни доносился смех. Но постепенно стал появляться, как раньше.
Слышится стук его ножек по полу второго этажа, и снова я могу дышать.
– Погода сегодня замечательная, – сообщаю я ему, когда он появляется на кухне, как обычно, в школьной форме. – Давай после школы на пляж, на волнах попрыгаем?
Он кивает и улыбается от уха до уха, отчего виден его накренившийся зубик. Быстро опускаю глаза, отворачиваюсь, доставая хлопья.